— Примерно в семь часов. Мы с Наташей как раз возвращались из поликлиники.
Тамара Сергеевна кивнула, но внутри у неё похолодело. Воспоминания о том, как Игорь в молодости лгал про «уроки» и «друзей», всплывали с новой силой. Тогда она верила. Или хотя бы делала вид.
— Понятно, — лишь тихо произнесла она.
Весь день она была рассеянной. Мысли не отпускали слова Оли: голубая шубка, звонкий смех — всё это никак не совпадало с усталым голосом Игоря, который звонил накануне. Она старалась игнорировать тревожные ощущения, но беспокойство нарастало, словно комок в горле.
Когда вечером Лена забирала Аню, она выглядела ещё хуже: волосы были собраны в неаккуратный пучок, а взгляд казался пустым.
— Тамара Сергеевна, можно ли Ане остаться у вас на ночь? — прошептала она. — Сегодня у меня не получается.
— Конечно, — ответила Тамара Сергеевна. — А как ты сама?
Лена пожала плечами и напустила натянутую улыбку.
— Вроде нормально. Просто устала.
Но Тамара Сергеевна понимала — это не была простая усталость. ***
Половину ночи Тамара Сергеевна не сомкнула глаз. Она лежала, глядя в потолок, где тени от фонаря колебались, словно призраки. В руках она невольно крутила старый браслет — такой же, какой носила Лена, когда только познакомилась с Игорём. Тогда они были счастливы: смеялись, держались за руки. А теперь? Тёмные круги под глазами, ссоры, звонки с неотложными проблемами.
С раннего утра она решилась. Надела пальто, обмотала шею шарфом, взяла сумку и отправилась к офису Игоря. Стояла на остановке, укрыв лицо в воротнике. Его машина — чёрный «Форд» с царапиной на бампере — стояла на парковке. Тамара Сергеевна нервно сжимала ручку сумки, ожидая.
Через полчаса он вышел. В джинсах, с небритой щетиной, но с лёгкой живой улыбкой. Рядом шла женщина. Высокая, одетая в голубую шубку, с длинными волосами. Она говорила, жестикулируя, а потом рассмеялась. Игорь обнял её за плечи, и они направились к машине.
Тамара Сергеевна отвернулась, чувствуя, как кровь стучит в висках. Она ушла, не оборачиваясь, но в памяти оставались эти картины: его рука на её плече, её смех, голубая шубка. Всё казалось слишком ярким, слишком чуждым.
Дома она сидела за столом, глядя на старую фотографию. Игорь — выпускник, в галстуке, с нелепой улыбкой. Она помнила, как гордилась им, как тянула его в одиночку после ухода мужа, как уговаривала врачей, когда он был болен в детстве. А теперь он взрослый, с семьёй, с дочерью, и с этой женщиной.
Вечером позвонила Лена.
— Тамара Сергеевна, я задержусь. Можно, чтобы Аня осталась у вас ещё на ночь?
— Разумеется, — ответила Тамара Сергеевна. Но голос её дрогнул.
Она не могла сказать правду. Не сейчас. Но внутри всё кричало: это не её тайна, но и не её ложь. ***
Утро было серым, небо затягивали низкие облака, словно давящие на город Васильков. Тамара Сергеевна проснулась с тяжёлой головой, словно всю ночь не отдыхала, а сражалась с невидимым врагом. Аня ещё спала, свернувшись под тёплым пледом на диване, сжимая угол подушки. Тамара Сергеевна аккуратно укрыла её, поставила чайник. Воспоминания о вчерашней встрече у офиса Игоря не покидали её. Его рука на плече той женщины, её смех, сияющая голубая шубка — всё казалось ударом, не резким, а тяжёлым и медленным, который ощущаешь всем телом.
Днём Аня сидела у стола и рисовала в альбоме. Её карандаши были разбросаны, а на листе возникал домик с неровной трубой. Тамара Сергеевна поставила перед ней тарелку с сырниками и наливала какао.
— Бабушка, а мама с папой разведутся? — неожиданно спросила Аня, не отрывая взгляда от рисунка.
Тамара Сергеевна замерла, держа в руках тряпку. Вопрос был как укол — резкий и неожиданный. Она медленно вытерла руки и села напротив.
— Почему ты так думаешь, солнышко? — её голос был мягким, но внутри всё сжалось.
— Мама вчера плакала, — Аня ткнула карандашом в бумагу. — А папа ушёл и не вернулся.
Тамара Сергеевна потянулась к её руке, нежно сжав маленькие пальчики. Они были холодными, несмотря на тепло кухни.
— Взрослые иногда ссорятся, — попыталась объяснить она, подбирая слова. — Но это не значит, что всё развалится. Папа с мамой разберутся.
Аня кивнула, но взгляд её оставался серьёзным. Она дорисовала дым из трубы, а потом отложила карандаш.
— Я не хочу, чтобы они были, как тётя Ирина с дядей Виталием. Они теперь живут в разных домах.
Тамара Сергеевна почувствовала, как горло сжалось. Тётя Ирина — сестра Лены — развелась два года назад. Тогда Аня спрашивала, почему дядя Виталий больше не приходит. Теперь внучка боялась, что её мир тоже разлетится на части.
— Не думай об этом, — сказала Тамара Сергеевна, поглаживая Аню по голове. — Давай лучше дорисуем твой домик. Какой у него будет забор?
Аня слабо улыбнулась и взяла зелёный карандаш. Но Тамара Сергеевна знала: этот разговор — только начало. В их семье уже что-то трещало, и она не могла больше делать вид, что не замечает.
Вечером раздался звонок. Тамара Сергеевна открыла дверь — перед ней стоял Игорь. Он вошёл, не разувшись, кинул куртку на вешалку, будто это был его дом. Усталость была видна на лице, но в глазах мелькала какая-то искра — то ли раздражение, то ли вызов.
— Мам, я за зарядкой, — пробормотал он, рыщущи по ящикам у входа. — Где-то тут оставил.
Тамара Сергеевна стояла у плиты, помешивая суп. В воздухе пахло лавровым листом и картошкой, но уют кухни не мог заглушить того, что росло внутри неё. Она повернулась и посмотрела на него.
— Вчера я видела тебя, — тихо, но твёрдо сказала она. — У твоего офиса. С ней.
Игорь замер, рука остановилась в ящике. Он медленно выпрямился и посмотрел на мать. Его лицо потемнело, но глаза метались, будто искали опору.
— Ну, видела и видела, — наконец произнёс он, пожав плечами. — Да, есть другая. Но это не серьёзно, мам. Просто… так получилось.
Он говорил быстро, словно хотел закрыть тему. Ждал, что она, как всегда, кивнёт, поймёт и промолчит. Но Тамара Сергеевна смотрела на него — на его небритое лицо, на тени под глазами, на ту чуждую лёгкость, которой давно не было в нём.
— Я не буду молчать, Игорь, — сказала она, отводя взгляд. — Это не моя ложь. И не моя жизнь.