Тамара Сергеевна ощутила, как сердце сжалось в груди. Она отступила в сторону, позволяя Лене пройти в прихожую.
— Я тоже видела, — тихо произнесла она, опуская взгляд. — Возле его офиса. Сразу не решилась признаться.
Лена кивнула, провела рукавом по щеке. Её пальцы дрожали, но голос оставался ровным, почти безэмоциональным.
— Спасибо, что не стали его оправдывать, — сказала она. — Я думала, мы справимся. Мы же были… словно одно целое. Но потом всё изменилось. Он стал чужим человеком. Я чувствовала это, но надеялась на ошибку.
Тамара Сергеевна направилась на кухню и жестом пригласила Лену присесть. Она включила чайник, достала две кружки. Руки работали автоматически, а мысли путались. Воспоминания вернулись — как когда-то она сидела на этой же кухне после ухода мужа, глядя на пустой стол и фотографию маленького Игоря. Тогда она тоже питала надежду. И тоже ошибалась.
— Аня спит? — спросила Лена, глядя в сторону комнаты.
— Спит, — ответила Тамара Сергеевна, кивая. — Устала, во дворе побегала.
Лена слабо улыбнулась, но улыбка быстро исчезла.
— Я хочу оставить Аню у вас на пару дней, — призналась она. — Мне нужно к сестре. Просто… не могу сейчас быть здесь.
Тамара Сергеевна кивнула, внимательно рассматривая её руки. Они лежали на столе, сцепленные, будто Лена боялась, что дрожь выдаст её.
— Мы с Игорем поговорили, — продолжила Лена. — Он всё отрицает. Говорит, что я выдумываю, что это не то, что я думаю. Но я не слепая. И не глупая.
Она замолчала, глядя в окно. Снежинки падали, покрывая машины во дворе. Тамара Сергеевна хотела что-то сказать, но слова казались излишними. Вместо этого она налила чай и поставила перед Леной кружку.
— Спасибо, — тихо произнесла Лена. — И за всё это… Я не знаю, что бы я делала без вас сейчас.
Она поднялась, подошла к двери в комнату, посмотрела на спящую Аню. Затем вернулась, взяла сумку.
— Я уеду. Завтра заеду за ней. Или… не знаю. Позвоню.
Тамара Сергеевна кивнула. Лена направилась к двери, но остановилась, обернулась.
— Вы ведь тоже это видели, — сказала она тихо. — И не сказали ему, что будете молчать. Это… важно.
Она вышла, плотно закрыв дверь. Тамара Сергеевна осталась стоять, слушая тишину. Где-то внутри послышался стук — не тревога, а нечто иное. Спокойствие, смешанное с болью. Она вернулась на кухню, села, глядя на остывающий чай. За окном снег продолжал падать, укрывая всё вокруг. В этой тишине она впервые почувствовала себя не просто матерью или бабушкой, а женщиной, которая имеет право устанавливать собственные границы.
***
Утро встретило холодом, но ясным небом. Тамара Сергеевна проснулась от запаха свежего снега, который проникал через приоткрытую форточку. Она встала, поправила занавески, посмотрела на двор. Снег лежал ровным, нетронутым, словно кто-то стер все следы вчерашнего дня. Аня ещё спала, крепко сжимая плюшевого медвежонка, подаренного Леной на прошлый день рождения. Тамара Сергеевна аккуратно укрыла её теплее и поправила подушку.
Она направилась на кухню и включила чайник. На столе стояла чашка Ани с недопитым какао, рядом — блюдце с крошками печенья. Тамара Сергеевна убрала всё, протерла стол. Ей нравилась эта обстановка — наводить порядок, создавать уют, даже если внутри царила неразбериха.
Ближе к полудню зазвонил телефон.
— Тамара Сергеевна, я у Ирины, — голос Лены звучал спокойнее, но всё ещё уставшим. — Можно Аня ещё на пару дней остаться у вас? Я пытаюсь разобраться, что делать дальше.
— Конечно, — ответила Тамара Сергеевна. — Звони, если что.
— Спасибо, — Лена на мгновение замолчала, потом добавила: — Я снова говорила с ним. Он опять всё отрицает. Но я не верю. Не могу больше.
Тамара Сергеевна кивнула, хотя Лена этого не видела. Она хотела что-то сказать, но лишь повторила:
— Звони.
После разговора она села за стол и достала блокнот. Там были её записи — счета, списки покупок, важные даты. Она всегда вела их аккуратно, чтобы ничего не упустить. Но сегодня она не писала. Просто сидела, глядя на снег за окном. Капля воды упала из крана и звякнула в раковине. Тишина звучала громче слов.
Под вечер телефон зазвонил вновь. Игорь. Тамара Сергеевна взяла трубку после четвёртого гудка, будто собираясь с мыслями.
— Мам, почему не отвечаешь? — раздражённым голосом спросил он. — У нас с Леной всё вверх дном, я же просил помочь! Сказать, что я на работе, что аврал…
Тамара Сергеевна посмотрела в окно. Снег искрился под фонарём, чистый и нетронутый. Она глубоко вдохнула.
— Живи, как считаешь нужным, Игорь, — спокойно сказала она. — Но ты предал Лену. Аню. И меня. Я больше не помощник.
Он замолчал, затем резко бросил:
— Ты всегда была такой! Всё для других, а я — виноватый!
Гудки. Он сбросил.
Тамара Сергеевна медленно положила телефон на подоконник. Потом подошла к ящику и достала карту Игоря — ту, с помощью которой она оплачивала его счета. Она посмотрела на неё, сжала в руке. Пластик был холодным и чужим.
— Всё. Хватит, — тихо произнесла она, словно себе.
Она спрятала карту в ящик и закрыла его. Повернулась к окну. Снег лежал ровным слоем, без единого следа. Она смотрела на него, не моргая, ощущая внутренние перемены. Впервые за долгие годы она не хотела бежать за кем-то, спасать или оправдывать. Она стремилась жить. Для Ани. Для себя.
Тамара Сергеевна включила свет на кухне — яркий и белоснежный. В отражении окна она увидела женщину с прямой спиной и спокойным взглядом. Ту, которая наконец перестала быть только матерью и помощницей. Ту, которая выбрала себя.
Всю жизнь она подставляла плечо — мужу, который ушёл, оставив её с маленьким Игорем; сыну, который рос, ошибался и обещал измениться. И даже теперь, будучи взрослым, он пошёл по следам отца: предал, ушёл, оставил. Но Тамара Сергеевна больше не намеревалась спасать — ни его, ни ту себя, что всегда надеялась, что кто-то изменится ради неё.
Она взяла чашку, налила чай. Села за стол, посмотрела на снег за окном. И впервые за долгое время улыбнулась — не для кого-то, а для себя.