— Не поверишь, у неё даже носки с моими цветами! — вскрикнула Тамара, опуская телефон на стол, словно отбросив кусок мыла, которым недавно мыли ноги в общественной бане.
Наташа, коллега по работе, мгновенно подтвердила:
— Какие именно — в смысле твои?
— Ну… с сине-белой полоской. Такие я обычно надеваю по пятницам. Ты не замечала?
— Конечно, Тамара, я ежедневно отслеживаю твой носочный стиль. Кого ты опять имеешь в виду?
Тамара резко выдохнула и закатила глаза.
— Оксану. Мою золовку. Она и стиль переняла, и зарплату. Только стиль — из внешнего вида, а зарплату — от Сбера.
Наташа усмехнулась:
— И всё это под покровительством Ирины Михайловны?
— Именно. Под моей, если уж на то пошло, крышей. Я её ещё восемь лет назад сама перекрыла и платила за это. Тогда «семейный бюджет» внезапно сломался, и у всех внезапно появились аллергии на банки и кредиты.
По телефону было слышно, как Наташа вздыхает.
— Ну, как у тебя там на даче?
— Как в колонии строгого режима. Подъем в шесть, огород до одиннадцати, потом обед — который, кстати, я готовлю — и снова трудовая терапия. А на фоне всего этого постоянно слышу разговоры о том, как «всё держится на семейных женщинах».
— Значит, ты себя женщиной не считаешь?
— Похоже, я киборг с удалённой работой и карточкой, которая просто выпускает деньги.
Дача Сергея, доставшаяся там еще от его деда, располагалась в «живописном месте» — другими словами, до неё нужно добираться два часа, если повезёт.
За восемь лет Тамара преобразила дом, переделала санузел, утеплила веранду, оплатили септик и — её персональный любимец — приобрела газонокосилку, которой пользовалась только она.
Ни Сергей, ни его мама, ни, тем более, Оксана даже близко не подходили к ней. Газонокосилка стала символом.
Как и сама Тамара.
— Тамарусь, не могла бы ты с утра сбегать в «Пятёрочку»? — с кухни раздался голос Ирины Михайловны, нежный и немного приторный. — Мука закончилась. Я хотела блинов приготовить. Сергей любит их с творогом…
— Я занята, — не отвлекаясь, ответила Тамара, продолжая печатать на ноутбуке. — Встреча через десять минут.
— Но ты же дома… — сладковато сказала свекровь. — То есть, здесь, так что недалеко — пешком удобно.
Да, удобное местоположение, особенно если учесть, что её сын лежит на диване и колеблется между пивом и пивом, подумала Тамара, но произнесла вслух другое:
— Пусть Оксана пойдёт. Кстати, она вчера картошку не пропалывала.
— Оксана — гостья. Она же из Москвы.
Тамара фыркнула.
— А я из Дубая? Или у меня прописка в «Сбербанке»?
Ирина Михайловна сделала вид, что не слышит. В этом она была мастером.
Вечером состоялся «семейный совет». Напоминал он скорее пьесу Чехова, только с худшим подбором актёров.
Все собрались на веранде — Ирина Михайловна с платочком, Оксана с ухоженными ногтями, Сергей с пивом, а Тамара — с лицом без макияжа, но с явным раздражением.
— Тамарусь, давай по-честному, — начала Оксана, постукивая ногтем по банке с «Pepsi Zero». — Мы все отдыхаем, у нас отпуск. А ты всё сидишь за компьютером. Разве не хочешь хотя бы немного расслабиться?
— Мне бы хотелось отдохнуть. Особенно — от этого спектакля.
Сергей вздохнул, поднимая глаза:
— Опять начинаешь. Мы всего лишь хотим, чтобы всем было комфортно.
— Комфорт? — Тамара резко поставила кружку на стол. — Мне комфортно? Когда в семь утра я иду копать грядки, потом всех кормлю, оплачиваю бензин, интернет, «удобства для семьи» — и слушаю, что я всех напрягаю?
— Но ты же зарабатываешь… — неуверенно заметил Сергей.
— А ты — нет. И это никого, судя по всему, не волнует!
Опустилась густая тишина, как толстый слой сырников Ирины Михайловны. Затем она, конечно, вступила в разговор:
— Тамара, мы семья. В семье всё общее. Ты просто… немного успешнее. Мы гордимся тобой. Но у всех бывают трудные периоды.
— Уже восемь лет? Трудные периоды? Как это удобно!
— Ты что на мать набрасываешься? — Сергей встал, не угрожая, а просто обозначая свою позицию. — Она же старается.
— Ты стараешься, Серёжа? Хочешь сказать хоть иногда? Или только вечерами — «Тамарусь, принеси пивка»?
— Ты тоже не подарок…
— Я — не подарок. Я — единственный, кто приносит деньги в этот дом. И всё ещё верит, что семью можно сохранить. Даже с учётом статистики разводов.
— Тамар, — тихо произнесла Оксана, — не надо так…
Тамара посмотрела на неё. Долго и внимательно. А потом вдруг спокойно сказала:,— Ты представляешь, сколько обходишься мне в месяц?
Примерно двадцать семь тысяч, не считая постоянных «ой, лимит в приложении снова кончился», «такси слишком дорого», «доставка платная». А затем ещё и «ты ведь всё равно зарабатываешь».
— Я верну, — тихо сказала Оксана.
— Вернёшь? Когда именно? Когда выйдешь замуж за биткоин?
Ирина Михайловна подняла руки в знак возмущения:
— Ну нельзя же так, Тамара! Это же как родная душа!
— Родная? Тогда пусть уж туалет вымоет! К слову, это тоже за мой счёт.
— Ага, вот и счёт появился у неё… — пробурчал Сергей.
Тамара вскочила с места.
— Знаешь, Серёжа, я думала, что ты просто безразличен. А теперь понимаю — ты соучастник.
— В чём смысл?
— В этом ограблении под видом «семейных ценностей», только без оружия и с блинами в услужении.
Поздним вечером Тамара сидела на веранде, укрывшись пледом, и смотрела на заросший палисадник.
Мухи жужжали. В доме где-то стонала Оксана: то сериал грустный, то крем не подошёл. Сергей уже с девяти уснул и крепко храпел.
Тамара взяла телефон и отправила сообщение:
«Привет, Тамара. В Одессе ещё сдаётся жильё? Очень желательно срочно. Без лишних вопросов. Деньги будут завтра. Просто пришли адрес». Нажав «отправить», она впервые за неделю улыбнулась.
Но эта улыбка была такой, что у тех, кто недооценил её рядом, от неё замирает сердце.
В восемь утра Тамара уехала с дачи не позавтракав. В доме было тихо — Оксана спала, Сергей дышал ртом, словно рыба, выброшенная на берег, а Ирина Михайловна тихо переставляла банки с аджикой в кладовке, словно заранее подозревала, что сезон заготовок не будет полным.
Сумка у Тамары была лёгкой: ноутбук, зарядное устройство, паспорт. Всё остальное оставалось «в музее эксплуатации и семейного паразитизма».
Ключ она повесила на гвоздь у двери. На всякий случай на листке написала:
«Я — не няня, не спонсор и не санитарка. Я человек. P.S. Это последняя мука, купленная на мои деньги.»
Она думала, что будет мучиться угрызениями совести. Они возникли ровно на три минуты — потом отпустили. Где-то по дороге, между магазином «Куриный край» и шиномонтажом «У Вити».
К вечеру она уже устроилась в съёмной квартире на Васильевском острове. Стены были покрыты серой штукатуркой, пол — старый паркет. Душно, зато никто не требовал покупать уголь, кормить золовку и объяснять свекрови, как работает онлайн-банкинг.
Тамара не сообщила Сергею, где находится. Вообще, она ничего не говорила. Телефон звонил каждые двадцать минут, пока она не включила авиарежим.
Сообщение от Людмилы — хозяйки квартиры — было лаконичным:
«Ты первая арендатorka, которая привезла только ноутбук и огненный гнев. Осторожно с соседом снизу: у него голуби и проблемы с алкоголем.»
Это даже её развеселило.
На третий день она направила Ирине Михайловне официальное письмо — заказное с уведомлением.
Содержание было кратким:
«Уважаемая Ирина Михайловна, сообщаю, что начиная с 15 июля я приостанавливаю своё финансовое участие в содержании дачного дома по адресу ________.
Все расходы: коммунальные платежи, продукты, транспорт и текущие ремонты будут нести пользователи и собственники.
Все инвестиции, сделанные мной за 8 лет (включая капитальный ремонт крыши, септик, электрику и бытовую технику), считаю благотворительным вкладом в развитие вашей семьи.
Спасибо за опыт. Желаю успехов. P.S. Газонокосилку можете оставить. Только включать не нужно — нож не заточен.»
Свою копию она положила в папку с надписью «Развод», рядом с брачным договором, перепиской с юристом и скриншотами переводов Оксане.
Вечером прозвучал звонок. Впервые — от Сергея, напрямую, без звонков с «маминой сим-карты».
— Что, всё кончено? — спросил он сухо, словно речь шла о немытом омлете.
— Всё, — ответила она коротко. — И не «что», а «спасибо, что не сдала нас в налоговую».
— Это твоя стратегия уйти?
— Это мой способ остаться человеком.
— У тебя был дом. Семья…
— Это была иллюзия. А дом… — она сделала паузу — …дом у меня сейчас есть. Но без клопов, родственников и чувства вины.
— Это низко, Тамара.
— Правда? А восемь лет «давай заправишь», «давай купишь», «у тебя ведь есть» — это высоко?
Он молчал.
— Послушай, — наконец произнёс он, — ты же понимаешь, маме сложно. Пенсия у неё…
— У неё золотой набор кастрюль, два холодильника, три сковородки и сын, умеющий только обвинять.,— Вот ты опять!
— Опять — это когда я вернусь и полностью всё оплачу. А такого не случится. Знаешь, что самое интересное? — голос Тамары понизился. — Сегодня я проснулась и впервые ни о чём не тревожилась. Ни о холодильнике, ни о баклажанах, ни о дебете.
— И что теперь? Свободная женщина в Одессе?
— Именно так.
— Думаешь, у тебя получится справиться одна?
— Сергей… — она чуть улыбнулась. — Всё это время я и была одна. Просто теперь это официально.
Через пару дней звонки прекратились.
На почту пришло простое письмо без штампов.
«Тамара. Мне непонятно, что ты сейчас делаешь. Мы — семья. Сергей страдает. Оксана испытывает стыд. Мне тяжело. Разве это не эгоизм? Мы возлагали на тебя надежды. А ты… просто ушла. P.S. В доме проблемы с бойлером. Не подскажешь, где его брала?» Тамара долго смотрела на экран.
Потом ответила:
«Приобретала в Леруа. Так же, как и надежду, что вы когда-нибудь повзрослеете.» В воскресенье она позвонила маме. Та уже была в курсе — у пенсионеров новости в WhatsApp распространялись молниеносно.
— Тамар, а зачем так сразу — хлопнуть дверью?
— Мам… я не хлопнула. Просто закрыла её. А она давно была открыта.
— Тебе же будет сложно самой.
— Мне уже не сложно. Мне — понятно. Ты можешь представить, что восемь лет я принимала за норму?
Мать вздохнула.
— А если он вернётся?
— Кто именно?
— Сергей. Или кто-то другой.
— Пусть сначала научится сам стирать свои трусы. А там, возможно, поговорим.
На следующий день в её новую квартиру пришёл курьер.
— Тамара Борисовна? Передали посылку из Винницкой области.
За порогом стояла коробка. Внутри — газонокосилка.
Без записки.
Без объяснений.
Старенькая, но исправная. И слегка заточенная.
Тамара улыбнулась. Пожалуй, впервые искренне. Прошло три недели.
Тамара работала в кафе, покупала себе те самые «глупые» шоколадные фисташки, жила на восьмом этаже без лифта и каждый вечер удивлялась — как много воздуха вокруг, когда никто не давит вопросами: «ты не против, если Оксана у нас поживёт?» или «нам бы только до зарплаты».
Но в эту субботу воздух казался особенно тяжёлым — пахло кофе, началом августа и письмом от нотариуса, которое пришло утром.
«Наследственное дело №____. В связи с кончиной Коваленко А. В. приглашают на оглашение завещания».
Тамара перечитала сообщение трижды.
Сергей? Он умер?
Пальцы пробежались по экрану. Ни звонков, ни сообщений. Только короткий текст от Оксаны:
«Если придёшь — без спектаклей. Папа бы не одобрил».
Провинциальный нотариус принимал в здании бывшего ЖЭКа. Ковёр у входа был липким — словно совесть тех, кто зовёт “дочкой” только ради того, чтобы отдать сумку с картошкой.
В зале сидела Оксана в чёрном платье, непривычно молчаливая. Ирина Михайловна — вся в трауре, но, как обычно, с маникюром цвета «бордо делюкс». И Сергей. Живой. Пухлый. И, судя по глазам, успевший перепить валерьянки не один стакан.
Тамара вошла — и казалось, что все кости в комнате напряглись.
— Здравствуй, Тамара, — сухо произнесла Ирина Михайловна, словно сочетая кислый вкус лимона с молитвой.
— Ты же не ожидала, что я приду? — холодно спросила Оксана.
— А я думала, что вы обрадуетесь. Ведь я вроде как «всё разрушила», — иронично ответила Тамара и села ближе к выходу.
Нотариус покашлял:
— Итак, завещание господина Коваленко Анатолия Викторовича, вашего отца.
Оксана побледнела:
— Мой отец? Погодите… Я думала, речь о другом…,— Подождите минутку! — вдруг воскликнула Ирина Михайловна. — Зачем вообще её вызвали?
Нотариус поправил очки и ответил:
— Согласно официальным документам, гражданка Тамара Коваленко с 1989 года числится приёмной дочерью Коваленко А. В. Он её удочерил. Это юридически подтверждённый факт.
Наступила настоящая пауза. Без слов. Лишь у всех присутствующих, кроме Тамары, ощущался гул крови в ушах.
Сергей покашлял и спросил:
— Так ты… даже фамилию не сменила?
— А что ты вообще знаешь обо мне? — спокойно ответила Тамара.
Нотариус возобновил изложение:
— По завещанию господина Коваленко принадлежат следующие распоряжения: гараж на проспекте Гагарина передаётся Тамаре; дачный участок в Ворохте — Оксане; все денежные накопления — благотворительному фонду помощи пенсионерам. Основное место проживания оставляется Ирине Михайловне с условием, что она не продаст квартиру в течение трёх лет после смерти завещателя.
— Какой ещё гараж?! — закричала Оксана.
— Я же туда картошку возила! — вскрикнула Ирина Михайловна.
— Это мой отец был! — вскочила Оксана.
— Мой тоже, — мягко сказала Тамара. — Только я не сдаю его в санаторий за чужой счёт и не называю «старым маразматиком», когда он забывает выключить чайник.
Ирина Михайловна заметно побледнела.
— Ты… ты специально пришла?
— Нет. Я пришла, чтобы вы увидели человека, который вас не боится.
— Ну гараж, Тамар, ну что тебе этот сарай… — попытался снизить накал Сергей. — Продай его нам. Или хотя бы Ирине. Там ведь…
— Там сейф, Сергей. В нём завещание и мой диплом. Всё, что он скрывал от вас. Знаешь, что он написал в последнем письме?
Она достала из сумки аккуратный, жёлтый конверт.
— «Ты единственная, кто не осуждал меня за ошибки. Прости, что молчал всё это время. Я горжусь тобой».
Тишина стала глухой. В лучах лампы кружилась только пыль.
— Он же нас бросил! — вскричала Оксана. — Ушёл от мамы, когда я была маленькой!
— Нет, Оксана. Это мама ушла. Только вы об этом молчите. И мне это не нужно.
— Убирайся! — прошипела Ирина Михайловна. — Твоё присутствие портит память о нём!
Тамара поднялась.
— Память о нём — это гараж с сейфом, а не ваши жалобы на дороговизну ЖКХ.
— Тамара! — воскликнул Сергей. — Простишь их. Всё уже… прошло. Мы же жили вместе, мы…
— Нет, Сергей. Мы выживали. А ты — за мой счёт.
Она надела пальто, не взглянув на копию завещания.
— Оставляю вам газонокосилку. Она подойдёт к вашему участку в Ворохте. Только будьте осторожны — нож уже наточен.
И вышла. Не хлопнув дверью. Просто ушла.
Через три дня она открыла гараж. Внутри стоял старенький «Москвич», металлический сейф, несколько фотографий и папка с квитанциями.
И аккуратно лежала записка:
«Для тебя. Ты всегда была моей дочерью. Даже если все были против.» Тамара села в машину. Старую. Но свою.
Оксана пыталась реализовать дачу, но никто не желал покупать — участок оказался под временным запретом. Были долги, штрафы. Земля числилась в аренде, а не в собственности.
Ирина Михайловна подала иск в суд против Тамары. Но проиграла — юридически, морально и эмоционально.
Сергей пытался дозвониться, а потом пришёл в её офис — в костюме, с цветами и странной улыбкой.
Она не пустила его. По домофону тихо сказала:
— Сергей, теперь я покупаю фисташки килограммами. У меня нет бюджета на лишних.
И отключилась.
На кухне в её новой квартире висела доска, на которой была вырезанная из газеты фраза:
«Свобода — это не уйти. Свобода — это знать, что можно.» Тамара пила кофе, закусив крекером. И думала о том, что впереди первый сентябрь, в который она не повезёт золовку по магазинам.
И была уверена: назад дороги нет.