Он смотрел на неё и с ужасом осознавал: это вовсе не любовь, а диктат. Её «забота» была лишь прикрытием для полного контроля над ним, требующего безоговорочной покорности.
Последней каплей стала задержка пенсионных выплат. Из-за какой-то ошибки в системе деньги не поступили вовремя. Наталья тут же взялась за дело: звонила, кричала в трубку, угрожала жалобами и требовала объяснений. Однако на другом конце провода ей отвечали ровным, вежливым голосом — без эмоций и участия. Привычные уловки «немощной пожилой женщины», которые так эффективно действовали дома, здесь не имели никакой силы. Она оказалась всего лишь одной из множества — и впервые ощутила полное бессилие.
Анастасия иногда вспоминала о них, но без обиды — скорее как о неприятной главе жизни, которую давно перелистнули. Она поняла: Андрей был не злым человеком, просто незрелым мужчиной, так и не сумевшим отделиться от матери. А Наталья… она тоже не была чудовищем — просто глубоко одинокой женщиной, которая умела проявлять чувства только через контроль.
Анастасия удалила их номера из телефона.
***
Судьба умеет шутить особенно жестоко — бьёт туда, где больнее всего.
Инсульт, которым Наталья так часто манипулировала в разговорах с близкими, действительно произошёл. Не самый тяжёлый, но достаточный для того, чтобы парализовать левую сторону тела и… что было важнее всего — лишить её привычного влияния. Перепуганный Андрей вызвал скорую помощь; её доставили в ближайшую дежурную больницу. Там же после смены частенько дремала на стуле медсестра Анастасия.
Теперь Наталья лежала в общей палате на шесть человек — в выцветшей больничной рубашке с запахом хлорки — беспомощно глядя в потолок с жёлтыми пятнами от протечек. Её мир сузился до скрипучей койки и равнодушных лиц вокруг. Для всех она стала просто «пациенткой из седьмой палаты».
В обеденное время дверь открылась: вошла молодая медсестра Кристина — та самая девушка, с которой Анастасия нередко пила чай между сменами.
— Наталья? — уточнила она по списку пациентов. — Вам назначен диетический стол номер десять.
Она поставила тарелку с жидким супом и стакан компота на прикроватную тумбочку.
Наталья уже хотела было по привычке выразить недовольство пресной едой, но Кристина вдруг пригляделась к ней внимательнее:
— Наталья… Подождите-ка… Вы случайно не свекровь нашей Анастасии?
Наталью будто ударило током.
— Ну… да… — прохрипела она еле слышно. — Сын у меня Андрей…
— А-а-а… Так это вы… — голос у девушки был спокоен и даже немного отстранён: ни осуждения, ни злости там не звучало. Поправляя капельницу перед всеми присутствующими в палате, она продолжила: — Анастасию у нас все знают и ценят. Работящая до предела девчонка! На двух ставках работает без выходных и никому никогда не отказывает в помощи…
Закончив свои дела у кровати пациентки, Кристина вышла из палаты. Но её слова остались висеть в воздухе тяжёлым облаком. Соседки по палате теперь уже явно разглядывали Наталью с интересом; раньше они были заняты своими тарелками и мыслями.
И вот тогда впервые за все свои шестьдесят два года она испытала жгучее чувство стыда – настоящее и пронзающее до глубины души. Повернувшись к стене спиной ко всем взглядам окружающих женщин, она почувствовала горячую слезу на щеке – ту самую слезу признания собственной неправоты.
Но жизнь решила этим не ограничиваться – очередь дошла до Андрея.
Одиночество вперемешку с чувством вины и страхом перед будущим довели его до отчаянья настолько глубокого, что он понял: нужно действовать иначе – не словами просить прощения, а поступком показать раскаяние.
Он продал свою старенькую «Ладу» – единственную вещь из прошлого мира свободы – за сто восемьдесят тысяч гривен наличными. Деньги положил в белый почтовый конверт.
Дождавшись окончания смены у ворот больницы, он увидел Анастасию – усталую женщину в простеньком пуховике; сначала она даже его не узнала.
— Анастасия… — шагнул он ближе к ней. — Прошу тебя… останься…
Он протянул ей конверт:
— Здесь всё… даже больше… Я всё осознал… Прости меня… Давай попробуем начать заново?