Я только что вернулась с работы, руки в муке до локтя, волосы усыпаны взбитыми сливками, а нервы на пределе — «ещё одно слово, и торт окажется не на тарелке, а прямо на лице».
— Тамара Сергеевна, — медленно начала я, стараясь не терять самообладания, — я встала в пять утра, сегодня у меня два банкета, плюс детский день рождения и торт на сорок человек, а вы тут… — Вот именно, — резко прервала она, хлопнув ладонью по колену, — всё ты со своими пирожными, извини, туда-сюда! Мать у твоего мужа — одна, между прочим. А вы в вашей кондитерской ведёте себя как в секте: домой дозвониться невозможно, на обед — пустяки, даже щей не сваришь. Как я понимаю, ты меня здесь видеть уже не хочешь?
Она перешла на обиженный тон. Классика.
Без слов я сняла куртку, бросила ботинки у порога, проклиная тот день, когда позволила им поселиться у нас — когда Тамару Сергеевну выселил арендодатель, а Игорь, мой муж, конечно же, сжалился.
— Не начинай, — устало сказала я. — Мы договаривались, что это временно. Пока вы свою квартиру не найдёте. Это было… семь месяцев назад.
— Так и ты не находишь время помочь! — уже из кухни раздался голос Игоря. — У тебя же бизнес, как ты говоришь, растёт, а мать страдает в чужом доме! Ты не могла бы проявить хоть немного… участия?
— Участия? — я повернулась на каблуках и подошла ближе. — Ты хочешь, чтобы я проявила участие? Ты уже два месяца без работы, живёшь за мой счёт, между прочим. А твоя мама требует не участие, а дом у моря. С видом. С балконом. И чтобы до рынка пешком, но без подъёма. Это вообще как?
Игорь уселся за стол, демонстративно налил себе чай. Руки дрожали. Не от страха — от раздражения.
— Ты всё воспринимаешь в штыки. Я тебе враг?
— А ты кто для меня? — тихо спросила я. — Партнёр? Муж? Или просто громкоговоритель своей мамы?
Тишина.
Вот и поговорили.
Мы познакомились с Игорем восемь лет назад. Тогда я только начала печь дома — для друзей, по заказам. Он пришёл на девичник к моей подруге Ольге и остался… на десерт, как позже пошутил. Красивый, улыбчивый, казался добрым. Тогда казалось — надёжный.
А теперь я сижу на кухне и считаю, сколько крема понадобится завтра, чтобы не забыть, что я — не только чья-то жена и невестка, а человек. Со своим делом. Со своей мечтой.
— Елена, — через полчаса заглянул Игорь, уже с опущенным взглядом. — Не злись. Просто маме тяжело. Она всю жизнь трудилась. Сейчас хочет спокойствия. Говорит, что ты могла бы продать кондитерскую, а мы купили бы ей небольшой домик в Коблево или Затоке. Она бы за собой сама смотрела, тебя не трогала. А ты могла бы заняться чем-то другим.
— Чем? — я подняла глаза. — Торговать трусами на рынке? Или сидеть в бухгалтерии с бумагами, от которых глаза слипаются?
Он пожал плечами. Искренне не понимал. Для него моя кондитерская — просто хобби с ароматом ванили и дорогой арендой.
— Мы бы жили рядом, — добавил он, — ты бы не уставала, маме было бы хорошо…
Я встала и пошла в ванную. Холодная вода спасала от слёз лучше валерианки. Потом вернулась, вытерла лицо полотенцем и сказала:
— Игорь. Ты с ума сошёл?
Он снова пожал плечами. Это был его фирменный жест — уклоняться от решения.
— Ладно, — на следующий день заявила Тамара Сергеевна, гремя банками с огурцами. — Решай сама. Просто не обижайся, когда жизнь тебя выбьет из колеи. Всё это ваше «я хочу, я мечтаю» — пустое. Вон Лариса, жена моего брата, всегда работала, а теперь сидит с инфарктом, муж ушёл к массажистке. И бизнес провалился. Вот и думай.
Я думала долго. Всё, что имела, было вложено в кондитерскую. Кредиты, аренда, поставщики, реклама — всё на мне. Игорь иногда заходил, закатывал глаза от запаха крема и говорил: «Ну ничего себе, сколько тут женских забот».
Женских забот.
А потом Тамара Сергеевна ела за мой счёт, жаловалась подругам, что «Еленка, конечно, пашет, но мужа забывает», и мыла посуду с таким выражением, будто я заставила её работать на каторге.
Через неделю Игорь принес «идею».
— Смотри, — протянул планшет, на экране которого был облезлый, но милый домик у моря. — Недорого. Если продать всё — хватит.
Я не взорвалась. Не устроила скандал. Просто молча пошла на кухню и начала отмывать формы от шоколадного крема.
— Ты меня игнорируешь? — тихо спросил он.
— Нет, — ответила я. — Просто стараюсь не устроить ссору.
— Ты же говорила, что хочешь жить у моря, — начал он наивно, словно ребёнок.
— Игорь, я говорила, что хочу в отпуск. Две недели. Ты решил, что это сигнал к продаже бизнеса?
— Это ради мамы. Она многое пережила…
— А я, значит, ничего не пережила? Мои восемь лет среди муки и сахара — всего лишь закуска?
Он вновь пожал плечами.
И тут меня прорвало.
Я метнула в него венчик. Не сильно, но точно. Он увернулся, венчик ударился о стену, отскочил на пол.
— Всё, я пошёл, — буркнул он и исчез в спальне.
Я осталась одна на кухне, и впервые за долгое время мне захотелось не торт испечь, а налить себе рюмку.
— Елена, ну чего ты? — вечером подошла Тамара Сергеевна. — Он же ради меня старается. Хочет, чтобы я пожила немного по-человечески. А ты… упрямая. Всё о себе да о себе.
— А вы думаете, я кто? — медленно повернулась к ней. — Слуга? Инвестор? Или просто заводчик радости?
Она молча развела руками, потом, вытирая глаза вышитым платком, прошептала:
— Я думала, ты добрая.
И ушла к себе. Оставив меня с этим её «я думала» — словно я подводный камень, о который они оба бьются каждый день.
Всё закончилось на кухне, как и началось.
Я поставила на стол горячий кофе, разложила печенье. Игорь сел напротив.
— У меня есть план, — сказал он. — Мы продаём твою кондитерскую, берём часть денег, покупаем маме дом. Остальное — тебе. Начнёшь что-то новое. Меньше устанешь.