— Не преувеличивай.
— И ты не дави. Я ни за что ничего продавать не стану. И вообще…
Она взглянула на него. Он стоял, немного сгорбившись, с покрасневшим лицом. Руки его нервно скользили по бёдрам. Он боялся. Но не потерять жену. Он боялся признавать это маме.
— Ты что, уходишь? — его голос дрогнул.
Елена наклонилась и спокойно произнесла:
— Я не ухожу. Я выхожу из этой пьесы.
Вечером Елена собрала свои вещи. Тихо, без громких хлопков чемоданов и дверей. Просто складывала, будто готовится к простой командировке. Только вместо деловых костюмов в сумке оказалась любимая толстовка и старые фотографии мамы, давно спрятанные в ящике.
На кухне Тамара Сергеевна мыла чашки и что-то напевала под нос. Вдруг она обернулась:
— Ой, а ты куда это собралась?
— Поживу у подруги. На месяц. Нужно всё обдумать.
— Значит, бросаешь нас? Всё! Мужа, семью, обязанности — и сбегаешь? Вот теперь понятно, какая ты, Елена.
Елена усмехнулась.
— Какая?
— Эгоистка! Женщина должна поддерживать мужа в трудные моменты. А ты просто сбегаешь.
— Знаете, Тамара Сергеевна, — она застегнула молнию на сумке, — женщина должна быть с мужем, пока он рядом. А не вешаться у вас на шее.
Старая опустилась в стул.
— Ах вот как? Я ради него…
— На самом деле вы ради себя всё делаете. Вам не сын нужен, а послушная семья. Чтобы по свистку вставали и по щелчку руки целовали. А я не ваша послушная девочка.
Она вышла. Не хлопнув дверью. Спокойно, почти с достоинством. Внутри же всё дрожало. Ноги подкашивались, руки тряслись. Но страха уже не было.
В доме Ольги она устроилась в комнате, где раньше жила дочь, теперь пустой. Стены розовые, шкаф с единорогами и аромат лаков для ногтей.
— Здесь тебе будет уютно, — Ольга поставила чай на тумбочку. — В шкафу плед лежит. Только не молчи, хорошо? Рассказывай. Это же как сериал.
Елена впервые за день улыбнулась.
— Сериал, да. Только я без грима. В главной роли — глупая, которая всё терпела.
— Ты не глупая. Просто… просто стала умной не в то время. Но лучше поздно, чем в Затоке.
Они рассмеялись. Смех был нервным, но живым. Живее, чем вся её семейная жизнь за последние два года.
Поздно ночью пришло сообщение от Игоря:
«Я не понимаю, зачем ты всё усложняешь. Мы могли бы договориться. Мама плачет. Вернись.»
Елена перечитывала его несколько раз. Потом просто удалила. Без ответа. Без сожаления.
За окном дождь лил полосами, капли скатывались по стеклу — словно воспоминания, которые уже не остановить, но можно не впускать обратно в дом.
Елена не возвращалась. Ни на следующий день, ни через неделю. Даже когда уволилась продавщица, даже когда сломался бойлер в кафе, даже когда ей позвонил владелец помещения и вежливо поинтересовался: «Вы точно продолжаете работать или нам искать других арендаторов?» — она всё равно не пошла домой.
Дом перестал быть домом. Дом — это там, где не просят жертвовать собой ради чужих удобств.
В кафе работали втроём. С утра до ночи. Она, Ольга и студент-практикант Сергей. Сергей был надёжный, делал всё по просьбе, даже предлагал мыть полы в два часа ночи.
— Тебе бы лучше ночью спать, а не героизмом заниматься, — сказала Елена на третий день, когда застала его в кладовке с шваброй и глазами, как у совы.
— Я высыпаюсь! — бодро соврал он и чихнул. — Просто у тёти дома собаки. Пять. И одна в депрессии. Лает всю ночь.
Елена усмехнулась. Мир снова начал оживать. Люди с депрессией, собаки, тесто, в котором всё в муке, кофе, что бодрит сильнее любого скандала.
И только по вечерам она иногда листала старые фотографии. Свадьба. Игорь в костюме, улыбается в камеру. Она — в платье без фаты, но с пирожным вместо букета. Тогда всё казалось простым. Тогда казалось, что они — команда.
Но потом в команду вмешалась Тамара Сергеевна. И всё началось.
Они всё же встретились. В один пасмурный вторник, когда Елена шла за упаковкой возле рынка. Игорь стоял у пешеходного перехода, одетый как обычно — в джинсы, ветровку, руки в карманах.
— Елена… — тихо произнёс он, когда она подошла. — Нам нужно поговорить.
— Поздно. Мы уже многое обсудили.
— Я не об этом. Мама заболела.
Елена закатила глаза:
— Игорь, прошу тебя, не начинай с манипуляций.
— Это не манипуляция! — Он приблизился, голос дрожал. — У неё высокое давление, её увезли на скорой. Она спрашивает тебя. Говорит, что ты была не права, но ей плохо одной.
— Она не одна. У неё есть ты.
— Да я… Я и есть один, Елена. Я не умею без тебя. Я не могу всё тянуть. Ты была мотором, а я… я просто ехал рядом.
Елена вздохнула. На миг её охватило жалостливое чувство. Он действительно выглядел жалко: щетина, потухшие глаза, руки нервно мяли подол куртки, словно мальчик перед выговором.
— Игорь, — она мягко сказала, — мотор не может быть у вас с мамой в багажнике. Я тянула всё.