Она снова ощутила: страх подступил незаметно, как прежде.
— Я не умею… — прошептала она. — Мне легче, когда никто не лезет. Когда всё ясно: школа, дети, список дел. О чём-то большем я даже стараюсь не думать.
Он обернулся к ней.
— Ты мне нравишься. Просто так, Оксанка. Я думал, ты чувствуешь то же самое.
Она слушала его слова с недоверием. Потому что внутри неё всё это время жила другая девочка — та, что сидела на полу среди пустых фантиков от конфет, которых даже не пробовала. Та самая, которой говорили: «Ты на себя посмотри! Кто тебя полюбит? Кто такую замуж возьмёт?»
И сейчас этот голос снова зашептал ей в голове: Уходи. Прячься. Не верь ему. Он играет. Ему просто скучно. Он ошибается.
И Оксанка сделала единственное, что умела в такие моменты — отступила:
— Прости… Мне пора.
Когда машина остановилась, она распахнула дверь и вышла в холодный воздух почти бегом — сквозь ветер, сквозь кашель и слёзы, которые боялась вытереть.
Она не знала — поехал ли он за ней следом. Не оглянулась ни разу.
На следующий день она избегала его взгляда. Прошла мимо в учительской молча и закрылась в кабинете во время перемены.
Богдан не пытался навязываться. Казалось, он понял: любые слова сейчас только глубже загонят Оксанку в её скорлупу.
А вечером пришло короткое сообщение от него:
«Ты хорошая. Просто знай это. И прости меня, если обидел».
Она перечитала его раз пять… но ответа так и не написала.
Прошёл день… потом ещё один… неделя…
Богдан продолжал вести себя как обычно: приходил раньше всех на работу, помогал с мероприятиями в школе, спорил с директором насчёт истории и шутил с восьмиклассниками. Только взгляд стал чуть мягче… бережнее.
Однажды она задержалась после уроков дольше обычного — занималась с учеником, который отставал по предмету; проверяла тетради под вечернее небо за окном… Когда кто-то постучал:
— Ты ещё здесь? — он заглянул внутрь кабинета. — Подумал вдруг… может тебе чай? У меня хороший есть — имбирный с мятой.
Оксанка подняла глаза:
— Только без сахара… — едва слышно сказала она.
Он кивнул и ушёл заваривать чай. Вернулся с кружкой и поставил рядом:
— Я тоже пока тут… Никуда не тороплюсь… Могу подвезти потом…
А затем вышел из кабинета.
Оксанка смотрела на пар клубящийся над кружкой… Сидела молча и думала о том, как сильно ей нравится Богдан Сергеевич… Но позволить себе отношения с ним она всё ещё не могла решиться — дело было вовсе не в правилах школы или этике… а в собственных страхах…
Потом подумалось: «Пусть будет как будет». Но домой вместе они тогда так и не поехали…
Богдан продолжал быть рядом — спокойно и заботливо… будто ничего между ними не произошло. Это сбивало её с толку: обычно люди исчезали или просто переставали звонить… А он оставался рядом…
В одну пятницу после уроков она сама подошла к нему впервые за долгое время — постучала в кабинет:
— Ты ещё здесь?
Он поднял взгляд от бумаг и улыбнулся:
— Да… Я люблю задерживаться…
— Можно?
Он кивнул без слов.
Она вошла и присела на край стула; пальто оставила на себе – словно броню сбрасывать было рано…
— Помнишь тот вечер в машине?.. Я тогда испугалась… просто ушла…
— Конечно помню…
— Я действительно боюсь… Не потому что ты плохой или что может случиться что-то ужасное… А потому что ты вдруг увидишь меня настоящую – ту самую – и уйдёшь…
Он слушал молча – внимательно – ни разу её не перебив…
— У меня всегда были сложные отношения со своим телом… С самой собой вообще… С детства казалось – со мной что-то неправильно… Мама считала меня толстой – это была проблема номер один для неё… Меня ставили на диеты ещё до средней школы… Запирали кухню от меня… Скрывали перед гостями – чтобы «стыдно не было»… Я ела тайком… Плакала от стыда… И снова ела – потому что хоть это давало ощущение тепла…
Она выдохнула тяжело…
— Были парни раньше… приглашали куда-то иногда… ухаживали понемногу… Но все они смотрели на меня как на проект: «если похудеет – будет ничего» или «ну да некрасиво выглядит – зато умная»… Или вообще будто я должна быть благодарна за их внимание…
Он сидел неподвижно; только взгляд стал темнее – от нежности к ней и боли за неё…
— А ты смотришь иначе… И это пугает больше всего…
Он подошёл ближе и сел рядом:
— Знаешь, Оксанка… я давно понял одну вещь: человек, который прошёл через ад и остался добрым внутри – самый красивый человек из всех возможных…
Она отвернулась; губы дрожали; ей было неловко из-за того признания только что сказанного вслух… В голове крутилась мысль: наверное Богдан теперь считает её странной или даже ненормальной — ведь она только что вывалила перед ним все свои комплексы…
— Я вовсе не добрая… Просто очень устала…
Он протянул руку вперёд – без попытки взять её ладонь; просто положил рядом свою ладонь на столе…
И спустя мгновение Оксанка осторожно положила свою руку рядом тоже…
Не улыбалась тогда.
Но уже больше не пряталась…
После той пятницы многое изменилось.
И одновременно почти ничего.
Оксанка всё так же вставала рано утром.
Так же собирала волосы тугим хвостом.
Так же проверяла у зеркала свитер: заметен ли живот?
Но теперь иногда появлялись короткие сообщения на экране телефона:
