– И это всё? – голос Тамары прорезал душную тишину нотариальной конторы, словно натянутая струна. В нём чувствовалось явное, плохо скрываемое нетерпение и жадность, которые она даже не пыталась прикрыть скорбью. – Квартира в центре, дача в Каролино-Бугазе и счёт в банке. Деля всё на троих поровну? Я правильно понимаю?
Ольга, её двоюродная сестра, сидевшая напротив, невольно содрогнулась. Она устремила взгляд на свои руки, покоящиеся на коленях, и старалась подавить дрожь. Прошло всего десять дней после смерти тёти Надежды, а ей казалось, что это случилось целую вечность назад. Горечь утраты всё ещё сковывала горло, и слушать сейчас этот деловой, хищный тон Тамары было почти невыносимо.
– Почти, – медленно произнёс нотариус, пожилой мужчина в очках с толстыми линзами, и поднял глаза на присутствующих. Его взгляд задержался на Тамаре, затем скользнул по её мужу Алексею, самодовольно развалившемуся в кресле, потом остановился на их брате Денисе, который нервно теребил край пиджака, и, наконец, на Ольге. – Есть одно условие.
Тамара фыркнула. – Условие? Какое ещё условие? Тётка, царствие ей небесное, в последние годы была не в себе. Надеюсь, это не очередная «покормить всех бездомных кошек Киева»?
Алексей, её муж, усмехнулся. Он был юристом и считал себя самым умным в этом помещении. – Любой каприз можно оспорить, если доказать, что завещатель был не в здравом уме. Пара справок, свидетели…
– Надежда Павловна была в полном и абсолютном здравии, – сухо перебил его нотариус, и в его голосе прозвучала твёрдость. – Я лично беседовал с ней за неделю до её кончины. Она отлично понимала свои действия. И условие, которое она установила, юридически безупречно.
Он сделал паузу, наслаждаясь реакцией. В комнате повисла звенящая тишина, нарушаемая лишь тиканьем старинных часов на стене.
– Согласно последней воле покойной, – торжественно начал он, вновь заглядывая в документ, – всё её имущество, включая трёхкомнатную квартиру на Ланжероновской улице, дачный дом с участком в посёлке Каролино-Бугаз и денежные средства на всех счетах, переходит в равных долях Тамаре Алексеевне Волковой, Денису Алексеевичу Орлову и Ольге Алексеевне Орловой…
Он вновь замолчал, обводя всех тяжёлым взглядом.
– …но вступить в права наследования они смогут только после того, как все трое совместно проживут в дачном доме покойной на протяжении трёх календарных месяцев. Без отлучек.
Первой тишину нарушила Тамара. Из её груди вырвался странный звук, напоминающий одновременно всхлип и смешок. – Что? Что вы сказали?
– Вы не ослышались, – спокойно подтвердил нотариус. – Три месяца. Вместе. На даче. Покидать территорию участка разрешается не более чем на двадцать четыре часа подряд каждому из наследников, и то не одновременно. Если кто-то из вас откажется или нарушит условие, завещание аннулируется полностью. И всё имущество, согласно воле Надежды Павловны, перейдёт государству.
Комната словно взорвалась.
– Да она с ума сошла! – вскрикнула Тамара, вскакивая с кресла. Её безупречная укладка растрепалась, а на ухоженном лице проступили багровые пятна. – Это издевательство! Пытка! Я?! С ними?! Я и дня не выдержу! Денис, скажи ему!
Денис, их младший брат, лишь растерянно моргал, переводя взгляд с разъярённой сестры на невозмутимого нотариуса. Он всегда был ведомым, слабым, и сейчас просто не знал, как поступить.
– Это незаконно! – вмешался Алексей, тоже поднимаясь. Его лицо лишилось прежней самоуверенности. – Мы будем оспаривать! Это нарушение прав человека! Заставлять людей жить вместе…
– Это называется «завещательное возложение с условием», – терпеливо разъяснил нотариус, обращаясь к юристу как к неопытному студенту. – Статья 1139 Гражданского кодекса Украины. Завещатель вправе возложить на одного или нескольких наследников обязанность совершить определённое действие имущественного или неимущественного характера. Условие не противоречит основам правопорядка и нравственности. Оно абсолютно законно. Ваш выбор – принять его или отказаться от наследства. Другого варианта нет.
Ольга сидела неподвижно. Она уставилась в одну точку, и в голове её кружилась лишь одна мысль: «Тётя Лида… зачем?» Она вспомнила последний разговор с ней. Тётя была слаба, но её глаза, умные и пронзительные, смотрели ясно. «Помни, Мариша, – шептала она, сжимая её руку своей сухой, пергаментной ладонью, – корни у дерева одни. Если их перерубить, всё дерево погибнет. Не дай им всё уничтожить…» Тогда Ольга не понимала, о чём идёт речь. Теперь, кажется, начинала догадываться.
– Я не буду! – решительно заявила Тамара, злобно глядя на Ольгу, словно та была виновна во всём. – Я не собираюсь жить в этой старой развалюхе, да ещё и в такой компании! Ольга, ты ведь тоже откажешься? У тебя работа, дочь… Ты же не бросишь всё ради этого цирка?
В её голосе звучал не вопрос, а приказ. Она привыкла к тому, что Ольга всегда уступает, всегда отступает в сторону. Тихая, скромная библиотекарша, одна воспитывающая дочь-студентку, проживающая в крохотной однокомнатной квартире на окраине. Как ей соперничать с Тамарой, женой успешного юриста, владелицей салона красоты?
Ольга подняла голову. Её серые глаза, обычно спокойные и слегка печальные, сейчас сияли решимостью. Она посмотрела на сестру, на её мужа, на растерянного брата. В их взглядах она видела лишь цифры, квадратные метры, жадность. Они уже всё разделили. Они уже мысленно продали квартиру, дачу, истратили деньги. А о тёте, которая вырастила их всех после смерти родителей, не было ни слова, ни капли искренней скорби.