Захватывающие истории, аппетитные рецепты из простых продуктов, а также полезные советы для здоровья и красоты! Приобретайте витамины и пищевые добавки.
Утро ничем не отличалось от других. Точное, словно давление у метеочувствительного пенсионера. Семь пятнадцать — раздался звонок в дверь.
Тамара, всё ещё в пижаме и с резинкой вместо прически, нехотя пошла открывать, уже предвидя — снова начался её личный круг ада.
Начинался он, конечно, не с ада, а с Нины Ивановны, но по сути — это одно и то же.
— Доброе утро, Тамарочка, — проскрипела Нина Ивановна, будто она пришла с завтраком в постель, а не с ехидным лицом и пакетом с продуктами. — Вот принесла капустку! Молодую, ароматную! Испечём пирожок, а? Тамара скривилась, словно от запаха самого пирога.
— Нина Ивановна, я же вам сто раз повторяла — у меня аллергия на капусту. Реакция, как на налоговую: начинается зуд, сыпь и хочется смыться в Яремче без билета обратно.
— Аллергия-аллергия… — махнула рукой свекровь, проходя в квартиру так, будто живёт здесь с 1983 года. — Ты выдумываешь. У моего сына аллергии нет. Мужчина должен плотно есть! А то ты всё время: «булгур», «тофу»… Как можно так кормить мужа? Он ведь рабочий человек!
Тамара тихо посчитала до пяти, затем до десяти. Потом представила, как выкинет капусту из окна. Вместе с Ниной Ивановной.
— Нина Ивановна, Алексей не на стройке, а в офисе работает. За компьютером. Максимум, что он поднимает — кружку кофе и курс доллара. Так что пирог с капустой ему точно не жизненно необходим.
— Почему ты постоянно возражаешь? — приподняла бровь свекровь. — У нас в семье всегда женщины умели готовить. Вот моя мама…
— …жарила картошку на утюге и мыли посуду хозяйственным мылом, — перебила Тамара. — Я это уже слышала раз пятнадцать. Просто сегодня не пятница, чтобы слушать это снова.
Свекровь с шумом поставила пакет на стол — словно ставила точку в споре. С килограммом капусты внутри.
— Если ты не хочешь печь, я возьмусь. В твоей духовке, в твоей квартире, в твоём присутствии. Ты, надеюсь, не возражаешь?
— Мне вот только интересно: если я испеку, вы меня съедите или всё-таки пирог? — сказала Тамара и присела на стул, не снимая халат. Голова пульсировала от недосыпа, казалось, даже тапки ей не принадлежали.
В комнату вошёл Алексей. В пиджаке, но с растрёпанными волосами, словно причесывала его совесть.
— Это что за утренний концерт? — пробормотал он, заправляя рубашку. — Мам, ты что опять с этой капустой?
— Пришла сына накормить. А то твоя жена заморская невеста, ей всё не по нраву. Сама-то как выглядит! Ты видел, Лёша, она даже халат не погладила!
— Я халаты не глажу. У меня аллергия на утюг, — спокойно отозвалась Тамара и встала. — Кстати, напоминаю: эта квартира — моя, куплена до брака на мои деньги. Так что, кто хочет готовить капусту — добро пожаловать на свою жилплощадь. Здесь — без капусты.
— Вот и началось! — взорвалась Нина Ивановна, поднимая руки к потолку. — Она тебе домом прикрывается! Посмотри, сынок! Раньше женщины благодарили мужа за крышу над головой, а теперь требуют права! Она ещё и нас выгонит, смотри-ка!
— Да что вы… — Тамара посмотрела на свекровь словно на неудачную замену батарейки. — Не выгоню. Просто напомню — квартира моя. Документы лежат в нижнем ящике стола. Кстати, а зачем ваши туфли в прихожей? Я их чуть не выбросила вместе со старыми сапогами.
— В этих туфлях я на свадьбу ходила! — вспылила Нина Ивановна.
— А я была в белом платье. Видимо, оба ошиблись с выбором, — усмехнулась Тамара и направилась в ванную.
Алексей стоял недвижимо. То ли от растерянности, то ли от внутренней борьбы. Он ведь сын мамы, но и муж жены — теоретически.
— Тамара, ну давай не будем… Испечём пирог? — попытался он смягчить напряжение. — Мамочке будет приятно, ты только руки подашь…
Тамара повернулась, опёрлась на дверной косяк.
— Я подаю только три вещи: заявление в ЗАГС, документы в МФЦ и тапки мужу, если тот ведёт себя хорошо. Всё остальное — не моя задача.
Нина Ивановна вытерла воображаемую слезу. Театрально.
— Ты нас не любишь, Тамара. А я к тебе как к дочери… Даже капусту сама выбирала.
— Если как к дочери, то у нас семейная традиция — дочь живёт отдельно. И не портит чужую духовку.
— Вот какая она! — ахнула свекровь. — Всё, Лёшенька, едем ко мне! Не выдержу здесь! Меня морально прессуют! Пусть капуста ляжет ей в подушку!
Свекровь резко развернулась и направилась к выходу. Алексей метался, словно щенок, врезавшийся в шкаф, между женой и матерью.
— Тамара, ну ты серьёзно? Мамочка — это же мамочка. Что тебе стоит?
— Лёша, а ты серьёзно? Я работаю. Я содержу эту квартиру. Тяну всё на себе, а твоя мама приходит и командует, словно мы в каком-то подземелье, где я должна передать ей золото и приготовить ужин. И ты меня уговариваешь?!
— Но она только пирог хотела…
— А я — покоя! — выкрикнула Тамара. — Чтобы меня не обвиняли, не учили, не загоняли в чужие рамки! Вы с ней одного теста. Только она — с капустой, а ты — без яиц.
Он замер.
Секунда, две. Потом шаг к двери.
— Ладно, мы уходим. Но подумай о семье. О компромиссах. Об уважении.,— Я подумаю. О том, что значит одиночество. О тишине. И о хорошем адвокате, — произнесла Тамара, захлопнув дверь за ним и прижавшись к косяку.
В квартире вдруг воцарилась тишина, словно кто-то отключил фоновый гул жизни.
Тамара уселась на кухне и посмотрела на капусту.
— На самом деле она совсем молодая, — пробормотала она. — Жалко её. Всё пропадёт.
И бросила капусту в мусорное ведро.
***
Спустя два дня Тамара заметила в прихожей сменную обувь. Не свою, не Алексея и уж тем более не призраков. Это были классические туфли Нины Ивановны, аккуратно расставленные у стены, словно символ её постоянного присутствия.
— Что за чёрт… — пробормотала Тамара, и сердце словно сжалось в солнечном сплетении.
Из кухни послышался знакомый скрип дверцы шкафа. Нет, неужели это привидение?
Она вошла — и застыла. Нина Ивановна в фартуке с плотно сжатыми губами занималась мытьём кухонных фасадов.
— Что вы тут делаете?! — спросила Тамара, хотя не закричала, а выдохнула, словно на суде.
— Разве не видно? Привожу всё в порядок, — не оборачиваясь, ответила свекровь. — У тебя тут жир словно с прошлого года, будто не готовишь, а обслуживаешь нефтяную платформу.
— А у вас есть ключ?!
— У меня есть всё, — с удовлетворением сказала Нина Ивановна, вытирая губкой угол шкафа, словно стирая само существование Тамары. — Я, между прочим, мать твоего мужа. Имею на это право. Он дал мне ключ сразу после свадьбы. На всякий случай.
Тамара молчала, ведь если бы она заговорила, то, возможно, сказала бы что-то, за что пришлось бы извиняться на суде или в телешоу «Мужское/Женское».
— А как давно вы пользуетесь этим «правом»? — тихо спросила она.
— Ну, иногда заходила. Когда вы отсутствовали. Проверяла, всё ли в порядке. Мало ли что — газ, вода, тараканы.
— Тараканы в этой квартире есть только в одном виде — в головах, — прошипела Тамара и выхватила губку у свекрови из рук. — Всё, хватит. Убирайтесь отсюда немедленно.
— Ах так! — вскрикнула Нина Ивановна. — Ты хочешь выставить меня на улицу, пожилую женщину?! Я, между прочим, для тебя как мать. А ты…
— Никоим образом как мать, — резко перебила Тамара. — У моей матери тоже есть ключ, но она никогда не заходила без приглашения.
Свекровь демонстративно сняла фартук, сложила его и аккуратно положила на стул.
— Ладно, ладно, Тамарочка. Я уйду. Но ты подумай, когда в последний раз была счастлива. С моим Лёшей ты словно в окопе сидишь. Почему? Потому что всё должно быть только по-твоему, да?
— Я была счастлива три минуты назад, пока не услышала, как вы моете мой шкаф, — ответила Тамара и открыла дверь.
Нина Ивановна вышла, но перед уходом повернулась:
— Слушай, я поговорю с Лёшей. Если он настоящий мужчина, он примет решение. Я не позволю разрушать мою семью. Даже тебе, Тамара.
Она ушла. Тамара захлопнула дверь, затем повернулась и села прямо на пол, на коврик, где совсем недавно стояли чужие туфли.
— Так, Тамара. Дыши. Всё в порядке. Просто разведка боем. Первая атака отбита. Теперь будет артиллерия, — сказала она себе.
Вечером Алексей пришёл домой с букетом. Цветы выглядели странно — словно купленные в переходе и завернутые в остатки школьной газеты.
— Привет. Я хотел… поговорить, — начал он.
Тамара бессловесно поставила цветы в раковину.
— Мама сказала, что ты её выгнала.
— Не совсем. Я просто указала ей дорогу — в сторону выхода.
— Она расстроена. Говорит, что ты её унижаешь, давишь и не даёшь быть частью нашей жизни.
— Ну а ты не чувствуешься расстроенным от того, что она тайком приходит сюда, моет шкафы и вмешивается во все, что можно?
— Ну… она просто пыталась помочь.,— Алексей, ты передал ей ключ?
Он отвёл взгляд.
— Ну, это было в начале нашего брака. Просто на всякий случай…
— Случай настал. Поздравляю. Теперь у меня к тебе вопрос: я здесь хозяйка или нет?
Он промолчал. Глядел на неё, словно замечал в первый раз. Усталую, раздражённую, с кольцом на пальце, но без ощущения, что это кольцо — знак единства, а не узда.
— Я не знаю, — наконец произнёс он. — Между вами мне тяжело. Ты — одна, она — другая. А я вроде бы должен быть связующим звеном. Но меня всё время топчут, словно ковёр.
Тамара горько улыбнулась.
— Ты не связующее звено, Лёша. Ты просто скамейка. На которой сидят, ожидая, что кто-то другой решит всё за них.
Он тяжело вздохнул.
— Ты правда считаешь, что у нас… ну… всё плохо?
— Я считаю, что живу в квартире, которую сама купила, с мужем, который боится матери. И ещё — что нас ждёт большая буря. Потому что если никто не установит границы, сделаю это я сама.
Он кивнул, молчал. Цветы всё ещё стояли в раковине — мокрые и ненужные.
Тамара поднялась, подошла к ящику, взяла связку ключей, сняла один — маленький, с синим брелоком. Протянула ему.
— Верни ей. Этот ключ больше не просто запасной. А если не сможешь — тогда не возвращайся. Жить будем отдельно. Ты — с мамой. Я — с капустой.
Он взял ключ и ушёл. Даже не хлопнул дверью — просто вышел.
А Тамара вновь села на диван, подтянула ноги и в первый раз за долгое время ощутила тишину.
***
Прошла неделя.
Тамара не закрывала глаз уже трое суток — не складывалось. Днём — работа, ночью — мысли. В голове всё повторялась одна и та же сцена: Нина Ивановна на её кухне, со своей тряпкой, своими комментариями, со своим — лицом. И Алексей. С привычным выражением, когда речь заходила о матери: виноватым, немного растерянным и каким-то… отстранённым. Как будто это не его жизнь, а сериал, где он — второстепенный персонаж.
Телефон не подавал признаков жизни. Ни сообщений, ни звонков. Даже простого смайлика.
Зато в почтовом ящике, словно специально, лежало письмо.
Из суда.
Тамара вскрыла конверт и осела в кресло.
Заявление об определении доли в совместно нажитом имуществе. От Алексея. Подписано, датировано. Всё официально, юридически грамотно.
— Ну, здравствуй, финальный акт, — выдохнула она, уже не злится. Теперь внутри была пустота.
Через два дня она оказалась напротив адвоката. Уставшего, с редеющими волосами, но опытного. С папкой в руках и взглядом: «Да, милая, таких дел у меня много, но твоя — с элементами шоу».
— Итак. Квартира была куплена вами до брака, верно?
— Да. Это наследство от деда. Я продала его дом и приобрела эту квартиру. Брак заключили через семь месяцев после покупки.
— Отлично. Значит, по закону — это ваша личная собственность. Совместно нажитым это не считается.
— А что тогда это за заявление?
— Вероятно, его мать нашёптала: «Сынок, не позволяй себя обобрать!» — усмехнулся он. — Но законом это не поддерживается. Шансов у них практически нет. Хотя нервы вам потрепят.
— Пусть тревожат. Я не из фарфора.
Адвокат внимательно посмотрел на неё.
— Однако меня беспокоит следующее. У них серьёзный юрист. И в заявлении указана мебель. Вся та, что в квартире. Они считают, что вы приобретали её в браке и, следовательно, она подлежит разделу поровну.
Тамара рассмеялась. Нервно, вслух, на грани.
— То есть Нина Ивановна претендует на половину кухни? Или половину шкафа? Пусть тогда и посуду поделят. Или я могу ей отдать один ботинок?,— Не стоит так смеяться. В перечне они серьёзно указали: диван, стол, микроволновую печь и даже стиральную машину.
— Между прочим, эту стиралку выбирала я лично! — резко ответила Тамара. — Относилась к ней как к мужу. По крайней мере, она не шумела.
— Я понимаю, но будьте готовы: они вправе потребовать компенсацию за свою часть. То есть — выкупить мебель у них по стоимости на рынке.
— Скажите, пожалуйста, — тихо произнесла она. — А есть возможность подать встречный иск за моральный урон?
— Можно. Однако… это затянется надолго.
Тамара кивнула в ответ. Адвокат поднялся с места.
— Держитесь. Это обычная ситуация. И, поверьте, здесь дело обычно не в деньгах. Это борьба за власть. За контроль. Она наказывает вас через сына. А он поступает так, потому что не знает, как быть настоящим мужчиной.
Тамара вышла на улицу. Метель. Мороз. Куртка была расстёгнута, но она не ощущала холода. Шла, словно сквозь стеклянную стену.
У подъезда стоял Алексей. В шапке, с тем же слегка замёрзшим и немного жалким выражением лица.
— Ты прочитала, да? — спросил он виновато.
— Прочитала. И теперь всё ясно. Ты никогда меня не выбирал. Ни разу.
Он опустил взгляд.
— Мама считает, что это справедливо. Ты же сама всё оформляла и решала. А я что? Я был просто…
— …приложением. Да, ты им был. Но хорошее приложение не должно ломать систему, Лёша.
— Я не хотел конфликта. Мне просто хотелось, чтобы было спокойно.
— Ты не заметил, что спокойствие бывает только на кладбище?
Он замолчал, потом вынул из кармана ключ. Тот самый маленький с синим брелком.
— Вот. Мама велела вернуть. Всё равно ты сильнее. Упрямей. И, наверное, права.
Тамара молча взяла ключ. Без слов, без эмоций.
Он развернулся, собираясь уйти, но вдруг остановился:
— Тамара… а если бы можно было всё вернуть?
— Возвратить можно лишь бутылку в магазин. А мы — нет. Мы уже всё… выпили.
Он постоял некоторое время, затем быстро ушёл, не оглядываясь.
Прошёл месяц. Она стояла на своей кухне. Без капусты. Без криков. Без чужих тапочек у стены. С новым маленьким, но собственным столом.
И с новым документом — заявлением о снятии претензий.
Да. Он отказался. Похоже, что-то в нём наконец изменилось. Или мама надоела. Или он просто понял: лучше не воевать с Тамарой. Тамара — это не героиня из фильма. Это женщина, которая может остаться одна и при этом быть абсолютно счастливой.
Тамара вздохнула, налила себе чашку чая и усмехнулась:
— Ну что ж, квартира. Теперь ты точно моя. И никого лишнего.
На двери появилась новая табличка:
«Посторонним вход воспрещён. Даже если у них есть ключ».