Остап с тревогой глядел снизу вверх, прижимая к себе плюшевого динозавра. Надя опустилась рядом на край полки и обняла сына, стараясь его успокоить.
***
За полчаса до этого разговора молодой человек по имени Максим стоял у двери служебного купе проводницы Ирины. В руке он сжимал смятые бумажные гривны.
— Помоги, пожалуйста. Не успел взять билет, думал — найду свободное место. А тут всё занято.
Ирина пересчитала деньги. Три тысячи — неплохой заработок за одну ночь.
— Всё можно уладить, — ответила она. — В седьмом купе женщина с ребёнком две полки заняла. Освободим верхнюю.
— А если она откажется?
— Уговорим. Я умею находить подход.
Максим облегчённо выдохнул. Он направлялся к девушке в Скадовск неожиданно, времени на покупку билета не было. Надеялся проскочить незаметно, но не вышло. Зато за три тысячи Ирина пообещала всё устроить.
— Только если что — говори, что мест вообще не было, — предупредила она. — Мол, не успел взять билет вовремя.
— Понял тебя.
Они направились к седьмому купе.
***
Надя хорошо помнила, как готовилась к этой поездке: вечерами сидела с калькулятором в руках и тщательно просчитывала расходы до копейки — билеты, жильё, питание и развлечения для сына. Она сознательно решила не экономить на дороге: лучше уж потом ужинать дома поскромнее, но ехать в нормальных условиях.
Коллеги удивлялись: «Зачем тебе две полки? Ребёнку ведь всё равно». Но она-то знала: вовсе не всё равно. Она помнила те ночи втроём на одной полке в духоте и тесноте — когда все усталые и раздражённые от жары и неудобства.
И теперь её вынуждают отказаться от оплаченного комфорта ради человека, который даже билета себе не удосужился купить?
— Послушайте, — голос проводницы стал жёстче и требовательнее, — я ведь по-хорошему прошу вас понять ситуацию.
— Понять кого? Безбилетника?
— Ну зачем вы так! Он же не зайцем едет! Просто обстоятельства сложились…
— Какие обстоятельства? Он сам вошёл в поезд без билета и сам решил ехать! А теперь я должна уступать ему своё место?
— Ну проявите хоть немного человечности!
Внутри Нади что-то щёлкнуло. Это была не растерянность — это была злость. Прямая и острая злость на эту наглость, на попытку перевернуть всё с ног на голову и выставить её бессердечной только потому, что она защищает то, за что заплатила честно.
Она поднялась с места и посмотрела прямо в глаза Ирине: