— Да, теперь не одна, — машинально повторила я.
После разговора долго сидела с трубкой в руках. Вероника была права — раньше я действительно боялась остаться одной. Но есть чувства пострашнее одиночества. Например, ощущение собственной ненужности среди близких.
Решение пришло внезапно, словно вспышка. Я стояла в ванной и стирала их вещи вручную — стиральная машина сломалась еще неделю назад, а на ремонт средств не было. Намыливала блузку Валерии и думала о том, что она стоит столько же, сколько моя месячная пенсия.
И вдруг меня осенило: боюсь вовсе не одиночества. Меня пугает потеря человеческого достоинства.
А ведь я уже его утратила. Превратилась в механизм — готовить, убирать, стирать и молчать. Никто не интересуется моим мнением, никто не советуется со мной и даже не благодарит. Я просто выполняю функции по дому — как будто я часть мебели или техника.
Постирала белье, развесила на балконе. Навела порядок в комнатах, приготовила ужин. Всё как обычно. Но внутри что-то изменилось — появилась решимость, которой давно не было.
Вечером за столом я произнесла:
— Через неделю вы съезжаете.
Валерия поперхнулась котлетой. Анастасия выронила вилку из рук. Ярослав медленно поднял взгляд.
— Что? — переспросил он.
— Через неделю, — спокойно повторила я. — Вы находите новое жильё и покидаете эту квартиру.
— Мам, ты что творишь? — Ярослав вскочил из-за стола. — Куда нам идти?
— Это уже ваша забота, — ответила я твердо. — Я больше так жить не желаю.
— Мы же тебя на ноги поставили! — закричала Валерия. — В доме снова жизнь появилась! А ты неблагодарная…
— Хватит! — подняла я руку. — Никто меня никуда не ставил. Я просто исполняла обязанности бесплатной домработницы и больше этого делать не собираюсь.
— Мама, ты с ума сошла? — Ярослав ударил кулаком по столу. — Мы же семья!
— Семья? — кивнула я спокойно. — Которая считает меня пустым местом? Которая пользуется моей квартирой, моими деньгами и трудом без малейшей благодарности?
— Но ты ведь на пенсии! Тебе заняться нечем! — вскрикнула Анастасия.
— Ошибаешься, у меня есть чем заняться, — ответила я тихо но уверенно. — Главное из них сейчас – это перестать позволять обращаться со мной как с прислугой.
Полчаса они кричали наперебой: обвиняли меня во всех грехах и угрожали разрывом отношений. Ярослав заявил, что больше никогда сюда не приедет; Валерия обозвала меня эгоисткой; Анастасия плакала и говорила о том, что им негде жить.
Я молча слушала их вспышки гнева и удивлялась собственному спокойствию: будто внутри выросла невидимая стена от их слов.
Когда они наконец замолкли от усталости споров:
— Неделя у вас есть, — повторила я окончательно и без колебаний.
Через пять дней они съехали из квартиры в Богуславе. Ярослав нашёл однокомнатную студию в Киеве: дорого да тесно – но другого выхода у них не было. Вещи собирали молча: хлопали дверцами шкафов и переговаривались раздражёнными голосами.
— Ты ещё пожалеешь об этом! – бросил сын на прощание с чемоданом в руке у порога.— Останешься одна – будешь вспоминать времена полной квартиры!
— Возможно… – согласилась я спокойно.
— Мы больше сюда ни ногой! – всхлипывая добавила Анастасия сквозь слёзы.
Я кивнула:
— Понимаю…
Валерия даже слова прощания мне не сказала: прошла мимо с высоко поднятой головой так же холодно как мимо шкафа или стены…
Дверь захлопнулась за ними окончательно.
Я осталась одна…
Первым делом распахнула окна настежь – проветрить чужие запахи из комнат.
Собрала лишнюю посуду с кухни,
убрала дополнительное постельное бельё обратно в шкаф.
Расставила книги по полкам в маленькой комнате,
включила компьютер…
Квартира будто вздохнула свободно вместе со мной…
Позже заварила себе чай – одну чашку только для себя.
Села у окна с книгой,
которую никак не могла дочитать последние два месяца.
Тишина окутывала мягко,
словно тёплый плед…
Да… теперь снова одна.
Но теперь снова человек…
А это дороже любой компании…