Киев шумел, словно старенький холодильник на дачном участке у родителей. Гул, толпа, кто-то наступил на ногу. Ольга стояла, крепко сжимая в пальцах чашку с кофе и поддерживая портфель локтем.
В голове стоял гул — но не от транспорта, а из-за разговора на сегодняшней планёрке. Генеральный директор, который обычно был мрачным, словно конец квартала, неожиданно подмигнул:
— Ольга Ивановна, у вас такой огонь, что хватит не только поднять наш отдел. Давайте подумаем о кресле заместителя. Кто бы мог подумать — сорок девять, а всё только начинается.
Она мечтала поведать об этом Алексею. Когда-то он смотрел на неё с гордостью, словно восхищаясь:
— Ты у меня звезда, — говорил он, лёжа на диване, в то время как она допоздна работала над проектом. Но в последнее время его взгляд стал иным: каким-то кислым, колючим — словно она была не женой, а помехой.
Дома её встретила тишина. Позади послышался шелест на кухне и голос свекрови:
— У неё, видите ли, опять совещание. А у тебя что, руки нет, сынок? На твоём месте я бы…
Ольга сняла туфли, словно сбросив тяжёлый груз. С кухни доносился аромат борща. Тамара Сергеевна уже третий день «занята по делам в столице». На самом деле: приехала разведать, как живёт «эта, которая считает себя умной».
— Привет, — спокойно произнесла Ольга, проходя мимо, хотя из её «привет» можно было кирпичи класть.
— Привет, дорогая, — с притворной лаской ответила Тамара Сергеевна. — Надеюсь, ты не слишком устала от своей важной работы?
— Немного, — Ольга не поддалась на провокацию. — Но когда занятие приносит радость, усталость нестрашна.
— Ах, радость… — протянула свекровь, глядя на сына. — А ты, Алексей, как? Или ещё не нашёл, чем жить по-настоящему?
Ольга сжала кулаки. Алексей молчал. Смотрел в тарелку, будто пытаясь разгадать тайну жизни.
— Ты поел? — спросил он, не поднимая взгляда.
— Нет, — сухо ответила она. — И аппетита тоже нет.
Тамара Сергеевна фыркнула, поднялась и начала неспешно перекладывать ложки, намеренно громко.
— Ну ты же понимаешь, Алексей, — произнесла она так, чтобы сын услышал, — это ненормально, когда женщина зарабатывает больше мужчины. Это унижает мужское достоинство. Сергей Николаевич всегда говорил мне…
— Мама, — попытался вмешаться Алексей, но ему не дали слова.
— …женщина должна быть рядом с мужем. Вот так, понимаешь? А не впереди, не выше на этажах и с автомобилями под окнами.
Ольга тихо, но с удовольствием рассмеялась, словно увидела витрину с акцией идиотизма.
— Тамара Сергеевна, вы не случайно из 1975 года сюда попали?
Свекровь покраснела.
— Что ты себе позволяешь? Я не подружка тебе! Я твоя свекровь!
— Да, вы ему свекровь, а для меня вы никто, — впервые за много месяцев Ольга не стала смягчать слова. — И я устала жить под вашей тенью. Вас сюда на постоянное место никто не приглашал.
Алексей вскочил, словно ошпаренный горячим утюгом.
— Ну могла бы ты себя контролировать! Она просто волнуется! Ей не всё равно!
— А тебя не волнует? — голос Ольги дрожал, но не от слабости, а от накопившегося. — Тебя не трогает, что меня вытесняют из жизни, пока ты уткнулся в телефон?
— Не начинай…,— Я не запускаю процесс, я его завершаю. С сегодняшнего дня всё будет честно. Если твои родители думают, что я им мешаю — пусть уезжают. Либо уйду я. Третьего не предусмотрено.
Воцарилась гнетущая тишина. Даже холодильник словно замер.
— Ты же женщина, Лена, — тихо произнесла свекровь. — Веди себя по-женски. Стерпится — слюбится. Мы так жили, и ничего — семья не развалилась.
— А я не такая, как вы, — спокойно ответила Ольга. — Больше я себя уговаривать не собираюсь.
На следующее утро её разбудил стук. Сначала подумала, что сосед сверлит. Но нет — это был внутренний голос, стучащий в виски:
«Ты либо живёшь по-настоящему, либо играешь роль. И тогда впереди — только страдания.»
***
Алексей вернулся домой с двумя пакетами из «АТБ». Один — с яблоками и молоком, второй — с замедленными минами. В одного из пакетов, на удивление, оказались батон, яйца и… новости от папы.
— Слушай, Ольга, — снял он куртку, избегая взгляда. — Батя хочет заехать. Поговорить буквально пару дней. Ты не против?
— Против, — сразу сухо ответила Ольга. — И даже лезть не надо с вопросами, почему.
— Ну не будь такой резкой, — нервно бросил Алексей куртку на стул. — Это мои родители. И иногда ты могла бы не ставить меня в неловкое положение.
Она неспешно поставила чашку с остывшим кофе на подоконник — такой же прохладный, как их отношения.
— В неловкое положение ты попадаешь сам, Алексей. Как только позволяешь родителям лезть в нашу жизнь, словно в чужой гараж. Хочешь — живи вместе с ними, но без меня.
Он нахмурился и вошёл на кухню.
— Ты сейчас специально начинаешь, да? Когда у меня на работе аврал, проект горит, когда…
— Тогда, Алексей, когда ты забыл, кто твоя жена, и стал кивать маме как послушный школьник. Всё, что происходит — моя инициатива.
— Ну извини, что я не директор в IT-компании и не езжу на корпоративы в Одессу, — с ехидством заметил он.
Она улыбнулась.
— Да ты без доступа в свой отдел даже не зайдёшь. Хватит завидовать, Алексей. Пора начать действительно жить.
На следующий день Сергей Николаевич вошёл словно танк. Без предупреждения, но в бронированном облачении — бежевое пальто в клетку. Его бесцеремонность напоминала прокурора на пенсии, а уверенность — стоматолога без лицензии.
— Ну здравствуй, Ольга, — хмыкнул, проходя в зал и оценивая обстановку. — Говорят, теперь ты у нас генеральша?
Она лишь кивнула, не поднимаясь из кресла.
— Рабочие моменты. В IT тоже встречаются подполковники, иногда даже полковники.
— Хм, да только вот полковники забыли, что в семье основа — мужчина, — с ехидством произнёс он. — Извини, но скажу прямо. Ты не с ума сошла?
Тамара Сергеевна уже зачерпывала борщ.
— Витя, не начинай…,— Люба, не могу молчать. Это не брак, это бизнес-партнёрство. Она работает, как лошадь, а он будто подрабатывает. Деньги есть, а уюта и женской заботы нет. Где внимание? Где домашняя еда, хоть пирожки?
— В магазине, Витя. И борщ тоже. Сегодня ты мой борщ ел. Нормально? — голос Ольги звучал холодно.
— Не об этом речь. Ольга, прости, но ты портить ему жизнь. Он мужчина. Хочет быть главой семьи, а у него жена-начальник. Тебе не стыдно?
— Сергей Николаевич, — она поднялась, — мне стыдно. За то, что старалась заслужить ваше уважение. За годы терпения ваших взглядов, советов и фраз типа «в семье должен быть один лидер». Но я не хочу, чтобы муж был «лидером», сидя у мамы на подоконнике с телефоном. Я хочу равного партнёра. Разумного. А не того, кого надо «восстанавливать в правах», бросая работу и надевая фартук.
— Вот видишь, — воскликнул Сергей Николаевич. — Ты сама сказала — уволитьс я. Сделай это. Тогда всё станет на свои места. Вы станете нормальной семьёй.
— А если я скажу: «Пусть Алексей найдёт хорошую работу, чтобы я могла пойти в декрет»? Что скажете?
— Женщина должна быть дома, — твёрдо ответил он.
— Тогда я буду в другом доме, — спокойно произнесла она. — Где меня уважают не за пол, а за личность.
Вечером Алексей сидел в ванной. Смотрел в воду, словно ища там ответ. Вышел с покрасневшими глазами.
— Ольга… Ну, уволись ты. Хотя бы частично. Просто сбавь обороты. Ради семьи. Ради нас.
Она взглянула на него, словно на незнакомца, когда-то дорогого.
— А ты, наоборот, подними свой темп. Ради нас.
Он опустил голову, слова иссякли.
— Я люблю тебя, — тихо произнёс он.
— А я полюбила себя, — прошептала она. — Наконец.
***
В квартире властвовала тишина — не уютная вечерняя, не ленивое выходное, а такая, где между словами отчётливо слышится трещина семейных уз.
На кухне в микроволновке остывал борщ — тот самый, сваренный Тамарой Сергеевной в последний раз. Родители Алексея уехали утром молча, после финального заявления: «Не хотим быть обузой». И без слов было понятно — они давно тянули брак вниз.
Ольга сидела за ноутбуком, не работая, просто пролистывая папки. Мысли пусты, внутри жгло. Сердце будто пыталось убежать, не зная, как это сделать.
В комнату осторожно вошёл Алексей, словно в чужое пространство. И в этот момент она поняла — он и есть чужой.
— Ольга… Давай поговорим.
Она резко закрыла ноутбук.
— Опоздал.
— Не глупи, — он сел напротив. — Мы же семья. Были и есть. Я понял многое. Ты права. Я слаб. Не защитил тебя. Я…
— Ты не просто не защитил. Ты предал. Родителям, их ожиданиям, своим страхам.
— Да, — он вздохнул. — Я не знал, как поступить. Привык, что мама решает всё. А ты — другая. Это пугало меня. Но я хочу исправить всё.
Она посмотрела на него. Без злости, лишь с усталостью.,— Ты помнишь тот момент, когда я пришла с первой премией? Радостная, с шампанским в руках. А ты спросил: «Повысат ли меня, если ты будешь зарабатывать больше?» Тогда впервые меня охватило чувство вины из-за собственного успеха. Хотя победа была исключительно моей. Ты когда-нибудь стыдилась своих достижений?
Он молчал, опустил взгляд.
— Ольга… пожалуйста, давай начнём сначала. Я обещаю измениться. Клянусь.
Она медленно поднялась, подошла к комоду, взяла документы и передала ему тонкую папку.
— Что это?
— Заявление о разводе. Я подала его на прошлой неделе. Остаётся только твоя подпись. Без суда, без претензий. Просто свобода.
— Ты шутишь?
— Нет. И это не истерика. Я взрослая, и устала бороться на два фронта — дома и на работе. Всё на мне. А ты ждёшь, что я всё брошу. Но я решила уволить тебя. Из своей жизни.
— Но ты обещала быть супругой…
— Я не обещала быть служанкой, жертвой или девочкой, которая всё выносит молча. Я хотела быть счастливой. Рядом с тобой. Но с тобой не вышло.
Он взял заявление, глядя на него, словно на приговор или чек за бессмысленно пройденный путь.
— Что если я всё-таки осознаю?
— Уже слишком поздно. Понимать нужно тогда, когда ещё возможно что-то спасти. Я ухожу. Но не от тебя — к себе настоящей.
Прошло полгода.
Офис. Окно. Легкий дождик. У Ольги новая должность — директор по развитию. На два этажа выше прежнего. И в душе — два уровня спокойствия.
Она сидела на встрече с львовскими партнёрами, но мысли её были далеко отсюда.
На экране телефона — сообщение от Алексея: «Я уволился. Начинаю всё заново. Без мамы. Без папы. Спасибо, что научила. Люблю».
Она не ответила.
Просто закрыла экран и посмотрела в окно. Там светило солнце сквозь дождь.
Значит, всё правильно.
Значит, настало время перемен.
Значит, она — дома. В себе.