Она беззвучно опустила кухонный нож на стол, лезвием от себя. Движение было размеренным, почти ритуальным. Затем так же спокойно взяла кухонное полотенце и протёрла руки, хотя они оставались совершенно сухими. Каждый её жест исходил от ледяного спокойствия, гораздо более зловещего, чем любой крик. Тамара Сергеевна даже на мгновение растерялась, не понимая, что происходит.
После этого Лена шагнула вперёд. Она подошла к свекрови вплотную, и та инстинктивно отступила на полшага, уперевшись спиной в дверной косяк. Лена не произнесла ни звука. Она протянула руку и схватила Тамару Сергеевну за локоть. Хватка была не просто крепкой — она была мёртвой, словно стальные тиски. Пальцы впивались в плотную ткань платья и мягкие ткани руки под ней.
— Ты что себе позволяешь? Отпусти! — вскрикнула Тамара Сергеевна, её лицо мгновенно исказилось. Праведный гнев сменился шоком и растерянностью. Она попыталась вырвать руку, но Ленина хватка оказалась железной.
Без единого слова Лена начала тащить её. Она не толкала и не дергала — просто уверенно двигалась к выходу, волоча за собой сопротивляющуюся, бьющуюся женщину. Это было унизительно и страшно. Тамара Сергеевна спотыкалась, туфли её шаркали по линолеуму, она пыталась ухватиться свободной рукой за что-нибудь — за стену, за вешалку с пальто, — но Лена предвидела каждое её движение, блокируя путь своим телом.
— Игорь! Игорь, она с ума сошла! — закричала свекровь, но голос её прервался.
Они уже оказались в коридоре у входной двери. Лена одной рукой продолжала удерживать свекровь, а другой открыла замок. Она развернула Тамару Сергеевну лицом к лестничной клетке и с силой выпихнула её за порог. Женщина едва удержалась на ногах, ошарашенно глядя на свою невестку. Только теперь Лена произнесла слова. Голос её был низким и без всяких эмоций, почти шипящим.
— Это ваши личные проблемы, Тамара Сергеевна, что ваша свекровь вас не любила! Не перекладывайте это на меня, или просто держитесь подальше от нашей семьи!
Она не стала ждать ответа. Дверь не хлопнула — она закрылась с твёрдым, глухим стуком. Затем в тишине лестничной клетки отчётливо прозвучал щелчок поворачивающегося в замке ключа. Один раз. И второй.
Лена отвернулась от двери, где ещё висел тяжёлый, окончательный звук двух поворотов ключа. Она не смотрела на замок, её взгляд был устремлён прямо перед собой, в полумрак коридора, где на границе света гостиной застыла фигура Игоря. Он наконец оторвался от телевизора. Звуки стрельбы и взрывов всё ещё доносились из динамиков, но теперь казались неуместными и фальшивыми в оглушающей тишине квартиры.
Игорь стоял посреди комнаты, нелепо раскинув руки, словно только проснулся и не понимал, где оказался. Его лицо, обычно расслабленное и слегка отрешённое, превратилось в маску растерянного недоумения. Он смотрел на Лену так, будто видел её впервые: не как жену, а как чуждую, опасную женщину, совершившую нечто немыслимое.
— Лена, ты… — начал он, голос был слабым, почти детским. — Что ты наделала? Это же…
Она сделала два шага навстречу, остановившись на расстоянии вытянутой руки. Её лицо оставалось абсолютно спокойным, даже умиротворённым. Этот холодный, отстранённый покой пугал сильнее любых криков и ярости, которых он подсознательно ожидал.
— Я? — переспросила она. Голос звучал ровно и холодно, без малейшей дрожи. — Я сделала то, что должен был сделать ты. Десять минут назад. Год назад. С того самого дня, когда она впервые переступила порог этого дома с инспекцией. Я защитила нашу семью и наш дом, пока ты прятался за своим телевизором, увеличивая громкость.