Игорь моргнул, словно не в силах осознать смысл услышанного. Его разум отказывался принять новую действительность, где не он, а его мать выступала в роли главы семьи — священной и неприкосновенной фигуры.
— Но так нельзя… Она же моя мать! Выгонять её, словно бездомное животное…
— Словно собаку? — Лена слегка наклонила голову вбок, и в её взгляде заблестел грозный огонёк. — Собаки не заходят в чужой дом, чтобы оскорблять твою жену, разбрасывать еду и называть тебя тряпкой. Или ты не расслышал, зациклившись на своём боевике? Она обозвала тебя тряпкой, Игорь. И знаешь что? Ты сидел и молчал. Тем самым подтвердил, что она совершенно права.
Это попадание оказалось точным и болезненным. Оно ранило его уязвлённое мужское самолюбие, которое он так старательно охранял своей демонстративной безучастностью. Лицо Игоря покраснело.
— Ты не имеешь права так говорить! — вырвалось у него, наконец обретшего голос. — Всё это из-за тебя! Ты её спровоцировала!
Лена усмехнулась. Это была не радостная улыбка, а холодное, презрительное движение губ. Она не стала ничего объяснять. Просто вынесла свой вердикт, смотря ему прямо в глаза, и каждое её слово падало в тишину, словно камень в глубину колодца.
— Теперь слушай внимательно, Игорь. Повторять не буду. Если твоя мать ещё раз устроит здесь скандал, ты будешь жить с ней. В её квартире. По её правилам и с её воспоминаниями о святой свекрови. Вы сможете вместе ненавидеть меня, вспоминать, какая я мерзавка, и наслаждаться своей правотой. Теперь выбор за тобой.
Она не стала ждать ответа. Ей он был не нужен. Просто развернулась и, не обратив внимания на него, прошла мимо, словно мимо мебели. Она вошла на кухню, где ещё витало напряжение недавней сцены. Спокойным, выверенным движением наклонилась над раковиной, взяла двумя пальцами оставшуюся луковицу и, не моргнув глазом, бросила её в мусорное ведро. Затем открыла кран и тщательно вымыла руки, словно смывая с них невидимую грязь.
Игорь остался стоять в гостиной, один на один с ревущим телевизором. Он смотрел ей вслед, как она достала из холодильника другую луковицу, положила её на доску и вновь взяла в руки нож. Ритмичный, уверенный стук лезвия о дерево возобновился, разрезая тишину. В этом звуке не было ни злобы, ни истерики. В нём звучала лишь непоколебимая решимость. Война завершилась, даже не начавшись. И он, Игорь, проиграл её. Окончательно и бесповоротно…