— Ольга, ты всё ещё на месте?
— Да, Игорь Сергеевич.
— Свяжись с контактами из её анкеты. Найди тех, кто сможет подтвердить её прошлое, диссертацию, публикации, коллег. Мне нужно понять, кем она была, чем жила, кого обучала.
— Сделаю.
Он повесил трубку, встал и неспешно прошёлся по кабинету. Его взгляд остановился на стене — дипломы, сертификаты, блестящие подтверждения достижений: Киевская школа экономики, Львовская бизнес-школа, курсы в Одессе и Херсоне. Всё, что когда-то внушало гордость, теперь выглядело пустым. Внушительным, но поверхностным.
Перед ним — история женщины, которая, несмотря на утраты, не сломилась, не сдалась и сохранила себя. Женщины, отказавшейся не от карьеры, а от гордыни, выбравшей любовь — и проигравшей в глазах общества.
Через полтора часа Ольга вернулась с папкой распечаток.
— Диссертация 1986 года, тема — «Лингвистические стратегии в дипломатических текстах». Защита прошла с отличием. Преподавала в Высшей школе управленческих кадров, участвовала в международных конференциях, выступала приглашённым лектором в Берлине и Париже. После 1991 года наступил системный крах. Сокращения, отсутствие финансирования. В 1998 году покинула академию. Дальше — тишина.
Игорь просматривал документы, словно пытался прочесть между строк не только её биографию, но и ответ на вопрос: почему он столь стремительно осудил? Почему так медленно понял?
— Почему она не вернулась? — спросил он, не поднимая глаз на Ольгу.
— Это не ко мне вопрос, — тихо ответила она. — Но, думаю, потому что её не ждали. А человек, которого никто не зовёт, перестаёт верить, что его вообще где-то услышат.
Он опустил взгляд.
— Я считаю себя успешным. А она — просто живёт. Без пафоса, без жалоб, без претензий. И при этом оказывается выше меня. Рядом с её достоинством я чувствую себя мальчишкой, играющим в важного.
Ольга кивнула.
— Есть ещё кое-что. Её внучке девять лет. Диагноз — ДЦП. Живут на окраине, в пятиэтажке без лифта. Каждый день Наталья поднимает ребёнка на пятый этаж, укладывает, кормит, учит, а потом идёт на работу — и при этом не опаздывает, не просит снисхождения, не жалуется.
Игорь застыл. Его рука остановилась на краю стола.
— Завтра я поеду к ним, — наконец произнёс он. — Дай мне ключи от машины. Сам найду дорогу.
Он посмотрел на Ольгу.
— Никаких журналистов. Никаких съёмок. Это не повод для пиара. Это между мной и моей совестью.
Он снял пальто с вешалки и вышел в сгущающиеся сумерки. Его шаги были медленными, тяжёлыми. Он больше не двигался как владелец корпорации, как человек, привыкший командовать. Он шёл как тот, кто впервые по-настоящему увидел другого человека.
И как тот, кому было стыдно.