— Маргарита, ну хватит уже! Сколько можно слушать твои «я тебя вырастила»?! Да, ты мать — и что теперь, всю жизнь перед тобой на цыпочках ходить? Прости, но так не будет!
Я едва не осела от шока. За все пятнадцать лет я ни разу не слышала, чтобы Тарас так разговаривал с Маргаритой.
— Ты… ты… — свекровь побледнела. — Это она тебя настроила?! Да?! Это всё она?!
— Причём тут Оксанка?! — взорвался Тарас. — Это ты ввалилась к нам и начала требовать наши вещи! Вещи Оксанки! Ты вообще себя слышишь?
— Не смей на меня кричать! — визгнула Маргарита, но голос её уже дрожал.
— Послушай, — Тарас шумно выдохнул, стараясь взять себя в руки. — Давай по-честному. Никакого торжества у нас не будет. Совсем. Делай у себя дома что хочешь. Я встречу гостей, отвезу куда скажешь. Но всё — хватит. Мы больше не будем тащить на себе весь этот балаган с юбилеем и родственниками.
— Всё, я ухожу, — всхлипнула она и шмыгнула носом. — Ты ещё пожалеешь, Тарас! Никто тебя так не любит, как родная мать!
— Господи… — Тарас закатил глаза. — Иди уже… хватит спектаклей.
Я стояла как вкопанная. Неужели всё? Пятнадцать лет молчания – и вот он просто берёт и выставляет её за дверь?
Маргарита всхлипывая направилась к выходу. Тарас пошёл следом – скорее из чувства долга.
— Мам… ну правда… приходи завтра… спокойно поговорим, — услышала я его голос у входной двери.
Дверь хлопнула, и спустя минуту он вернулся на кухню. Упал на стул и тяжело выдохнул.
— Всё… достала она меня до предела.
Я осторожно опустилась рядом.
— Тарас… ты в порядке?
— Та какое там… просто надоело всё это до чертиков. Всю жизнь одно и то же: вечные сцены, выборы между ней и кем-то другим… Сначала отец был против всех, потом друзья мешали ей жить… теперь вот ты…
— Она всегда такая была? — спросила я тихо.
Тарас провёл ладонями по лицу:
— Ага… Только раньше это прокатывало – я ей во всём поддакивал… А сейчас вдруг понял: а ведь можно просто сказать правду в лицо! Ты тогда высказалась – и меня как прорвало… Когда она начала снова гнуть своё – внутри будто закипело…
Я придвинулась ближе и обняла его за плечи:
— Спасибо тебе… За то что защитил меня…
Он усмехнулся безрадостно:
— Да за что тут благодарить? Скорее извиняться надо – за то что столько лет позволял ей с тобой так обращаться…
— А дальше что будет? С юбилеем? С ней?
Он махнул рукой:
— Кто ж знает… Позвонит завтра – никуда не денется. У неё всегда так: сначала накричит, потом делает вид будто ничего не было… А юбилей пусть сама устраивает как хочет – мы тут ни при чём…
Я прижалась к его плечу и подумала: пятнадцать лет я боялась сказать хоть слово поперёк из страха разрушить семью… А оказалось – иногда нужно просто перестать быть удобной для всех женщиной, чтобы семья наконец стала настоящей.
С Маргаритой мы почти месяц никак не общались. Пару раз Тарас ей звонил – но она «болела» или «не могла говорить». Потом сама позвонила – попросила помочь с сантехником. Он съездил один; вернулся мрачный: говорит, ведёт себя будто ничего не случилось; обо мне ни слова – только спрашивает «как там у вас».
Юбилей Любови отметили скромно: в доме престарелых без лишнего шума. Мы подарили плед да чайный сервиз – бабушка искренне обрадовалась; кажется даже толком не поняла повода праздника, но с удовольствием рассматривала чашечки дрожащими руками…
Маргарита появилась у нас только через два месяца – когда Тарас слёг с температурой; примчалась с кастрюлькой бульона под мышкой. На меня поглядывала настороженно, но говорила спокойно и даже почти дружелюбно. Я тоже держалась ровно: без язвительности или холода.
Наверное в этом вся суть семейной зрелости: суметь начать заново – но уже по своим правилам.
А тот золотой комплект я ношу до сих пор. Каждый раз надевая серьги или кольцо вспоминаю день когда впервые сказала «нет». День когда поняла: моя жизнь принадлежит только мне самой.
И каждый раз надевая украшения думаю о том моменте когда перестала быть удобной для чужих ожиданий женщиной… Когда поняла: никакая свекровь больше мной командовать не будет.
