— Как это — нет?! — он аж задохнулся от ярости. — Ты что, пожалела квартиру для моей дочери?
— Твоей дочке уже двадцать, — холодно ответила я. — Она взрослая. Пусть устраивается на работу и снимает жильё, как все нормальные люди. Сначала комнату, а потом и на отдельную квартиру заработает.
Из гостиной донёсся голос Алины:
— Ну вот, папа… Я же говорила, она меня терпеть не может!
И тут всё понеслось… Дмитрий начал кричать, что у меня каменное сердце, что я не способна понять чувства отца, что если бы я его по-настоящему любила, то ради Алины пошла бы на всё…
— У тебя ведь своих детей нет! Вот ты и не понимаешь! — вопил он. — А я отец! Это моя кровиночка! А ты хочешь выгнать её на улицу, как ненужного щенка…
Он бушевал не переставая, слюной брызгал в разные стороны. И впервые за все эти годы я взглянула на него без прежней слепоты. Отвисшая челюсть, намечающийся второй подбородок, злые узкие глазки — прямо хорёк какой-то. И как только я семь лет с этим человеком жила?
Он целую неделю пытался меня переубедить. То подлизывался: мол, Елена, ты же у меня самая добрая и мудрая… То начинал упрекать: дескать, трясёшься над этой квартирой так сильно — ни себе ни другим…
***
А потом выдал:
— Послушай, Елена. Я не хотел прибегать к крайним мерам… Но по-другому никак. Или ты отдаёшь квартиру Алине — или мы разводимся. Это мой окончательный ультиматум.
Сидел развалившись на диване с видом барина: думал сейчас начну рыдать и умолять остаться.
А я спокойно взяла телефон и набрала номер знакомого юриста.
— Привет, Ганна, — сказала я в трубку. — Мне срочно нужна консультация по разводу. И ещё по поводу выселения временных жильцов.
Вы бы видели лицо Дмитрия в этот момент. Сначала он растерялся до немоты… а потом сорвался с места и начал орать что есть силы: мол, пожалею ещё об этом шаге; мол, всю жизнь мне испортит…