Села у окна. За стеклом сгущались сумерки, в окнах напротив вспыхивали огоньки. Люди по ту сторону жили своей обычной жизнью. И я теперь тоже начну жить своей — новой.
Утром отправилась на работу. Стефания встретила меня с сияющей улыбкой:
— Ну что, решилась?
— Да. Уехала.
— Умничка! Я тобой горжусь!
Она крепко обняла меня, и я ощутила, как к глазам подступают слёзы — от усталости, от облегчения и от того, что хоть кто-то рядом оказался на моей стороне.
В течение недели Тарас не переставал звонить. Затем подключилась Галина — плакала в трубку, убеждала меня, что я разрушила семью. Потом позвонила Ярина — возмущалась, утверждала, что я всех подвела. Оказалось, после моего ухода выяснилось: половину арендной платы вносили родители Тараса — а мне об этом никто не говорил. Он всех обманывал. Теперь они не могли решить между собой, кто и сколько должен платить дальше.
Я держалась в стороне. Это уже не касалось меня.
Спустя две недели Тарас появился в клинике. Осунувшийся, с щетиной и уставшим лицом. Подошёл к стойке тогда, когда поблизости никого не было.
— Мария, нам нужно поговорить.
— Нам больше нечего обсуждать.
— Прошу тебя… всего пять минут.
Я вышла с ним на улицу. Мы стояли у входа; ветер гнал по асфальту опавшие листья.
— Я всё испортил… — произнёс он тихо. — Осознал это только после твоего ухода. Мы все виноваты: мама, Ярина… я сам тоже. Мы воспринимали тебя как должное… как часть интерьера.
— Как домработницу?
— Да… именно так… И это было ужасно несправедливо к тебе… Прости меня…
Я смотрела на него без эмоций — ни жалости, ни гнева внутри не осталось. Только глубокая усталость от всего пережитого.
— Тарас… ты просишь прощения потому что понял свою ошибку? Или потому что тебе теперь неудобно?
Он промолчал. И этим молчанием всё сказал за себя.
— Вот видишь… — я печально усмехнулась. — Даже сейчас ты не можешь быть до конца откровенным со мной… Возвращайся домой… или туда, где теперь живёшь… Найди себе другую жену — ту, которая будет молча терпеть всё это…
— А ты? Ты правда собираешься остаться одна?
— Лучше быть одной самой с собой… чем удобной для всех остальных…
Он развернулся и ушёл прочь. А я вернулась за стойку ресепшена и вновь села за компьютер. Руки были спокойны; внутри царила тишина.
Прошёл месяц — и произошло то, чего я совсем не ожидала: в клинику пришла Галина одна-одинёшенька и попросила поговорить наедине. Мы вышли в холл и присели на диван у окна.
— Я пришла не из-за Тараса… — сразу сказала она тихо.— Он взрослый человек и сам справится со своими делами… Я пришла по поводу себя самой…