— Будешь работать, как миленькая!
— Не буду! Я спать хочу!
— А ну-ка поднимайся — помогать пойдешь. Пора тебе тоже понять, что честь войти в нашу семью — это не за красивые глазки дается.
***
Катька была не просто нежным цветком, а скорее оранжерейной орхидеей, которую холили, лелеяли и оберегали от малейшего дуновения сквозняка.
Единственный ребенок, да еще и поздний, — это автоматически означало пожизненный абонемент на беззаботность и потакание всему, даже самым безумным капризам.
Катю никогда не нагружали домашней работой. Если она бралась за веник, чтобы смахнуть песок с коврика после того, как пришла домой, веник забирали и прятали мгновенно.
Пылесос, этот грохочущий монстр, выхватывался из ее изящных ручек с криком: “Катенька, ну что ты! Тяжесть такая… Зачем тебе это? Покажи ладошки — мозолей нет?”
К плите, даже чайник поставить, ее не подпускали до шестнадцати лет, словно она была семейной реликвией, которой положено лежать за стеклом в серванте, а, если ее оттуда и достают, то исключительно в перчатках.
Аргумент был настолько же банальным, насколько и непоколебимым: “Солнышко, а вдруг ты обожжешься? Уронишь кастрюлю, заденешь духовку, зачем нам такой риск… Ты у нас принцесса, а не кухарка!”
В результате, к двадцати одному году Катя могла приготовить разве что чай в пакетике (и то, если пакетик уже лежал в чашке), это ей разрешили включать электрический чайник, и яичницу-глазунью, да и то только под чутким руководством мамы, которая стояла рядом, как диспетчер в аэропорту, и командовала каждым ее движением:
“Аккуратно. Не трогай ручку. Возьми прихватку. Ой, кажется, скорлупка упала. Бери лопатку, Катенька, бери, только не обожгись”
Катя росла настоящей принцессой. Без королевства, без дракона, без верного коня, но зато с внушительным набором требований, упрямства и непоколебимой уверенностью в собственной исключительности.
И вот, когда эта самоуверенная орхидея достигла пика своего цветения, судьба решила сыграть с ней злую шутку, словно вредный садовник, подбросив на ее ухоженный жизненный путь Юру.
Юра, или как он представился при первой встрече — Юрий Иванович, был настолько же противоположен Катьке, насколько Луна отличается от Солнца.
Он был родом из деревни, не из самой настоящей глуши, но от огромного городского муравейника все равно далековато.
В город он выбирался лишь на сессию в сельскохозяйственный институт (заочное обучение было его жизненным кредо, чтобы не отрываться от родной земли). Прямолинейный, слегка грубоватый, но со взглядом, полным какой-то наивной деревенской простоты, Юра словно сошел со страниц потрепанной книги.
Подруга Катьки, любительница всего необычного, словно коллекционер бабочек, познакомила их на какой-то скучной студенческой вечеринке, где все делали вид, что им очень весело.
Катя, которая толком и жизни не знала, а о деревне вообще знала только из глянцевых журналов о “зеленом туризме” и чудесных картинках с коровами, пасущимися на фоне альпийских лугов, вдруг… пропала.
Влюбилась, как девчонка-подросток. Юра казался ей таким… родным. Таким мужественным. Таким… другим, не таким, как эти знакомые парни, которых ничего, кроме гаджетов и фитнес-клубов, не интересует.
Через месяц Катя, словно цунами, обрушилась в тихой семейной гавани, огорошив родителей новостью, от которой у мамы чуть не случился сердечный приступ: “Я еду с Юрой в деревню!”
Секунды тянулись, как патока.
Мама, как в замедленной съемке, всплеснула руками, словно пытаясь поймать убегающее счастье.
Папа, мирно попивавший чай из любимой чашки с изображением мультяшного кота, от неожиданности поперхнулся
А бабушке, которая обычно сидела в кресле-качалке и давала умные советы, вдруг стало так плохо, что пришлось в срочном порядке вызывать скорую помощь.
— Катенька, одумайся! Что ты творишь? Какая деревня? Ты же там пропадешь! Ты же ничего не умеешь делать! Ты даже картошку от редиски не отличишь! — причитала мама, словно оплакивая безвременно ушедшую мечту о благополучном замужестве дочери с каким-нибудь перспективным бизнесменом.
— Доченька, там же коровы, куры, работа… Ты уверена, что выдержишь этот деревенский антураж? Это же не спа-салон, а суровая реальность! — пытался образумить ее отец, откашливаясь и поправляя галстук, словно готовясь к дебатам.
Но Катя заладила:
— Я люблю Юру. Я хочу жить его жизнью! Я хочу… Ну, вы же знаете, как в этих романах пишут! — заявила она, сжимая кулачки, — Деревня меня не пугает. Там живут почти так же, как в городе, и не на лошадях ездят. А Юра, если что, меня в обиду не даст.
— А что, если вы расстанетесь? Что, если там злобные родственники? Что, если… что, если… что, если… ты заблудишься в лесу? – видимо, аргументы у бабушки, которую скорая уже привела в чувство, совсем закончили.
В итоге, после долгих уговоров, слез, угроз лишить наследства (хотя Катя знала, что это пустые угрозы, родители ее обожали), и даже попыток подкупить путевкой в Италию на столько, сколько ее душа пожелает, родители сдались.
Они поняли, что спорить с влюбленной девушкой — это все равно, что пытаться остановить цунами чайной ложкой. Катя, готовясь как к экспедиции на Марс, собрала огромный чемодан, набитый всем, что можно и нельзя, и отбыла на встречу своей деревенской судьбе.
Деревня встретила Катю запахом хвойного леса (который она сначала приняла за какой-то экзотический парфюм), лаем лохматых собак (которые, казалось, оценивали ее с ног до головы) и любопытными, изучающими взглядами местных жителей (которые явно гадали, как Юра смог привлечь такую девушку). Дом Юры оказался большим, добротным, относительно новым, но без всяких излишеств и дизайнерских штучек.
Там жили: сам Юра, его родители: Иван Петрович и Мария Ивановна, брат Витя (который, казалось, всегда что-то чинил) с женой Оксаной (очень тихой и скромной девушкой), ну, и Юра, конечно. Все вместе — большая и дружная семья. Или так казалось поначалу…
Катю встретили просто замечательно, как долгожданную гостью, как… словом, лучше не придумаешь. Лучшую комнату ей выделили (на втором этаже, откуда даже речку немного видно), усадили за стол, накормили досыта и расхваливали на все лады, словно она была не просто невестой, а национальным достоянием. Ночевать у Юры в комнате, правда, категорически запретили.
— Рано еще! Вы же еще не женаты! — строго заявила Мария Ивановна, но Катя не сильно расстроилась. Она была слишком увлечена всем происходящим. Хотя тогда она заметила, что Мария Ивановна, возможно, не такая уж и добродушная.
А потом, как это часто бывает в жизни, розовые очки, купленные в магазине грез, разбились о суровую реальность, словно хрустальная ваза, упавшая на бетонный пол.
Катя стала замечать, как сильно, просто вопиюще, разнится отношение к ней и к Оксане.
Если Катя могла спать до обеда, то Оксану свекровь поднимала ни свет ни заря, в пять часов утра, грубо сгоняла с кровати и отправляла готовить завтрак на всю эту большую семью.
— Вставай, соня! Чего разлеглась? Работать надо, а не бока пролеживать! Сейчас скажу, что все хотят на завтрак… — гремел голос Марии Ивановны, словно раскат грома.
Даже Катя пару раз подскочила, потому и была в курсе происходящего.
Потом Оксана, как Золушка, работала убиралась во дворе, сгребала листву, стирала то, что нужно вот очень срочно постирать (вручную!), и не потому, что нет машинки, а потому что “машинка же не отстирывает так, как надо”, еще успевала и посуду за всеми помыть…
А к семи утра они все вместе ехали в придорожный магазинчик, которым владели, и в котором все работали, как пчелы в улье. Там Оксана стояла за прилавком до позднего вечера.
Когда они возвращались домой, такие уставшие, как шахтеры после тяжелой смены, Оксану, все так же грубо, отправляли снова заниматься домашними делами. Мыть посуду (опять эта посуда!), убирать со стола, еще и ухаживать за птицами, которых завели в прошлом году по чьему-то капризу.
А с Катей сюсюкались, словно с маленькой девочкой, которая вот-вот расплачется.
— Катенька, ты устала с дороги? Отдохни, милая! Тебе не надо ничего делать. Ты у нас гостья! – крутилась вокруг нее Мария Ивановна, как вокруг Кати не крутилась даже мама.
Катя сначала принимала это, как должное. Ей было приятно, что о ней заботятся, что ее освобождают от всякой работы. Но потом ей стало неловко, а затем и вовсе стыдно. Она видела, как уставала Оксана, как у нее краснели глаза от недосыпа и постоянной работы, как у нее сил даже на просмотр телевизора не оставалось.
И Катя начинала понимать, что все это сюсюканье — лишь видимость, что вся эта забота — лишь маска, за которой скрывается холодный расчет. Что стоит ей стать невесткой, как к ней начнут относиться так же, как к Оксане. Как к рабочей лошади, которая должна тянуть на себе все, молчать в тряпочку и выполнять все приказы свекрови.
Мысли о расставании с Юрой стали закрадываться в ее голову все чаще и чаще. Она видела, что ни Витя, ни Юра не пытаются заступиться за Оксану, принимая происходящее за норму. То есть, однажды эту норму применят и к ней.
И наступил день, когда маски были сброшены, как старые театральные декорации, и перед Катей предстала неприглядная правда жизни.
Катю разбудили ни свет ни заря, а точнее, еще до рассвета.
— Подъем, соня! Хватит спать! Витьке плохо, он свалился с температурой. А Оксане нужна помощь в магазине. Поедешь ей помогать, — рявкнула Мария Ивановна, даже не постучавшись в дверь, словно Катя была не гостьей, а прислугой.
Катя, пытаясь сообразить, где она находится, сонно протерла глаза и попыталась возразить:
— Но я же… Я не умею… Я никогда… Я же даже кофе не умею варить! А как в магазине работать?
— Ничего, научишься. Не боги горшки обжигают. Быстро вставай и одевайся! А то спишь тут, как барыня, на всем готовом! Мы тебя тут кормим, поим, а ты даже спасибо не скажешь! – отрезала она.
Хотя Катя всегда за все их благодарила… Да и по дому тоже помогала. Хоть готовить она не умела, но с пылесосом и тряпкой как-то справляться научилась.
Катя, привыкшая к другому обращению, к комплиментам и бесконечному восхищению, опешила от такой грубости.
— Я не пойду, — заявила она, укладываясь обратно.
Марии Ивановны, до этого изображавшая подобие дружелюбия, мгновенно предстала перед Катей совсем другим человеком. Если до этого она пыталась изображать милую и добрую свекровь, то теперь Кате было ясно дано понять, где ее место.
— Ах, ты не пойдешь? А кто тебя спрашивает? Ты думаешь, мы тебя тут держать будем, как куклу? Работать надо, а не спать до обеда и есть за троих!
Спросонья трудно собраться с мыслями. Но Катя постаралась.
— Я уезжаю, — тихо сказала Катя, словно произнося заклинание.
Мария Ивановна покачала головой и скривила губы в презрительной усмешке.
— Скатертью дорога! Никто тебя тут не держит. Только Юрку не вздумай за собой тащить. Он нам тут нужен, он нам помощник.
Катя, стараясь не показать своего волнения, молча начала собирать вещи, складывая в чемодан свои красивые платья, дорогие туфли и прочие атрибуты городской жизни, которые здесь, в деревне, казались совершенно неуместными и бесполезными.
Юра, увидев ее с чемоданом, выбежал из дома, словно за ним кто-то гнался, и потребовал объяснений.
— Я уезжаю. При всем моем уважении к твоей семье, я не хочу быть такой, как Оксана. Я не хочу пахать с утра до ночи и слушать оскорбления твоей матери. Я, может, и белоручка, но стать крепостной уж точно не хочу, — ответила Катя.
Юра нахмурился, словно не понимая, о чем она говорит.
— Ты просто испугалась работы. Ты привыкла, что тебя все балуют и носят на руках. Ты белоручка, Кать! Да, именно так, все ты верно сказала. Ты просто не приспособлена к жизни! — крикнул он ей, закопав их отношения раз и навсегда.
Катя, все еще сожалея, села в старенький автобус, который ждал ее на обочине дороги, и, глядя в окно на удаляющуюся деревню, плакала.
Вернувшись в город, Катя первым делом рассказала все своим родителям. Они, конечно, были в шоке от услышанного. Отец даже чуть не ляпнул “мы же тебя предупреждали”, но понял, что лучше помолчать.
— Ничего, доченька, все наладится. Это был просто неудачный опыт, который пойдет тебе на пользу. Зато теперь ты знаешь, чего хочешь от жизни, а чего — нет. И это уже немало, — сказала мама.
А ведь правда. Катя и сама понимала, что этот деревенский опыт был для нее очень важным и полезным. Он открыл ей глаза на многие вещи, научил ее ценить то, что у нее есть, и показал, что жизнь — это не только красивые платья и маникюр, но и тяжелый труд, и ответственность, и умение постоять за себя.
Первым делом Катя решила научиться готовить. Она записалась на кулинарные курсы и с удовольствием постигала азы кулинарного искусства, удивляя преподавателей своим рвением и талантом.
Мама сначала недоверчиво наблюдала за ее стараниями, но потом, попробовав испеченный Катей яблочный пирог, была приятно удивлена и даже растрогана.
— Да у тебя талант. Наверное, зря я тебе всегда запрещала что-то готовить. Все боялась, а чего боялась, теперь и сама не пойму.
Потом Катя решила найти работу. Она устроилась в небольшую кофейню баристой. Работать было непривычно, но даже интересно. Катя уставала, но ей приятно было приносить домой собственные деньги.
Через год Катя, накопив немного денег и набравшись опыта, и не без помощи родителей, открыла свою собственную кофейню. Она сама стояла за прилавком, встречала гостей, улыбалась, шутила и следила за тем, чтобы всем было комфортно и приятно. Катя научилась общаться с людьми и научилась ценить труд.
