— Подпиши здесь, тут и вот внизу, — Елизавета протянула мне бумаги с таким спокойствием, будто это был список дел на день, а не доверенность на распоряжение наследством в пятнадцать миллионов гривен.
Я застыла с ручкой в руке. В комнате воцарилась тишина, нарушаемая лишь мерным ходом старых часов на стене. Елизавета улыбалась своей привычной материнской улыбкой — той самой, которую я видела бесчисленное количество раз. Но теперь, глядя на аккуратно разложенные документы, я вдруг уловила в этой улыбке хищный оттенок.
— Елизавета, я не понимаю, зачем всё это нужно, — осторожно положила я ручку обратно на столешницу.
— Ах, Мария, дорогая моя, — она покачала головой с видом терпеливого наставника. — Ты ведь совсем не разбираешься в финансовых вопросах. А тут такие суммы и такая ответственность! Я просто хочу облегчить тебе задачу. У меня есть опыт и связи в банках. Всё устрою как надо.
Рядом со мной сидел Игорь — мой муж. Он так пристально рассматривал узор скатерти перед собой, будто пытался расшифровать послание из другого мира. Его молчание говорило больше любых слов.
Две недели назад умерла моя тётя Ярина. Она была последним близким человеком после смерти моих родителей. Жила она в Скадовске — в просторной квартире с видом на море и всю жизнь экономила буквально на всём ради будущего. И вот теперь неожиданно оставила всё мне: пятнадцать миллионов гривен и ту самую квартиру у моря.
Елизавета узнала о наследстве быстрее меня самой — словно кто-то из нотариальной конторы специально держал её в курсе событий.
— Игорь тоже считает это разумным шагом, — добавила Елизавета и её сын кивнул едва заметно, не отрывая взгляда от стола. — Мы же одна семья. Нужно думать о всеобщем благе.
Всеобщее благо… Она произносила эти слова всякий раз, когда хотела чего-то добиться для себя лично. Это было «благо», когда она переехала к нам «временно помочь по дому» и обустроила нашу квартиру по собственному вкусу. Это было «благо», когда она выбирала мебель за нас и решала её расположение без нашего мнения.
— Мне нужно время подумать, — сказала я и поднялась из-за стола.
На лице Елизаветы промелькнула тень раздражения, но она быстро вернула себе прежнюю невозмутимость.
— Конечно же, милая. Только не тяни слишком долго: нотариус работает до понедельника включительно.
Я вышла из комнаты под тяжестью её взгляда и направилась в спальню. Там достала телефон и набрала номер Елены — моей подруги и по совместительству юриста.
— Леночка, мне срочно нужна твоя помощь… — Что случилось?
Я поведала ей о доверенности, о настойчивости Елизаветы и молчании Игоря.
— Ни при каких обстоятельствах не подписывай! — голос Елены стал резким и категоричным. — Это генеральная доверенность! Она получит полный контроль над твоими средствами: сможет продать квартиру или снять деньги со счетов без твоего ведома! Ты ничего уже не сможешь изменить!
— Но ведь она бы не…
— Мария! Проснись уже! Речь идёт о пятнадцати миллионах гривен! Ради таких денег люди теряют совесть!
После разговора с Еленой я долго сидела на краю кровати у окна. За стеклом моросил осенний дождь; капли стекали по стеклу полосами и стирали очертания домов напротив. Я вспоминала тётю Ярину… Как при нашей последней встрече она сказала: «Мария… Я оставляю тебе всё это неспроста… Это твоя свобода… Твой шанс жить так, как ты хочешь… Не позволяй никому отнять его у тебя».
Позднее вечером Игорь зашёл ко мне в спальню. Присел рядом на край кровати; какое-то время молчал.
— Мам расстроилась… — наконец произнёс он тихо.
— Твоя мама хочет контролировать моё наследство…
— Она просто хочет помочь…
— Игорь… Речь идёт о пятнадцати миллионах гривен… Моих деньгах…
Он поморщился так же резко, как если бы услышал что-то неприличное или бестактное.
— Мы же семья… Какая разница кому они принадлежат?..