Ольга никогда никому не рассказывала о событии, произошедшем с ней много лет назад. Жила она спокойно, по-своему, стараясь не вмешиваться в чужие дела.
Если кто-то просил о помощи — она всегда приходила на выручку. А если никто не обращался — не навязывалась сама.
Хотя она не видела, Оля воспринимала мир острее многих зрячих людей. С помощью запахов, звуков шага и дыхания человека ей удавалось понять гораздо больше, чем другие по глазам.
Она ощущала эмоции в голосе, страх в шорохах одежды, боль — в едва уловимом вздохе. Её восприятие стало иным — более глубоким и точным.
Один врач, случайно побывавший у неё в гостях, был поражён:
— Как вам удается это? Я даже душ принял перед визитом, оделся в чистую одежду. Ехал сюда полчаса — ни пота, ни признаков улицы. А вы всё равно всё поняли…
Ольга ответила тихо:
— Просто я умею различать запах отчаяния. Он есть у тех, кто утратил надежду. Нужно только научиться определять его источник. Это нелегко… почти невозможно. Но возможно.
Доктор осторожно спросил:
— Вы помогаете многим… Я ведь не случайно к вам обратился. Но почему бы не помочь себе? Простите за прямоту, но кажется, что это несправедливо.
Оля немного пожала плечами:
— Это не лечится травами. И вообще не болезнь. Скорее, это след после сильного страха или горя — мозг способен отключить что угодно — голос, речь… У меня исчезло зрение. Такое бывает.
Это были самые длинные слова, которые она когда-либо говорила о себе. И то — только потому, что человек, пришедший к ней, излучал такое отчаяние, будто собирался сгореть дотла. Его время подходило к концу.
Сегодня, как обычно в выходные, Ольга отправилась в лес. Рядом шёл Барсик — крупный, лохматый пес, верный и умный. Иногда он позволял себе щенячью радость: внезапно бросался в бег, валялся в траве.
Но как только услышал зов хозяйки — сразу возвращался, прижимаясь боком к ней.
В Каменце-Подольском все знали её как «бабу Олю». Никто не догадывался, что ей ещё не исполнилось пятидесяти. Ольга не возражала — пусть думают что хотят. Так вопросов было меньше.
Она вдруг остановилась. Вгляделась, словно вросла в землю. Барсик тут же затаился рядом — ни звука, ни движения. Только тишина и напряжённое внимание.
Ольга вслушивалась. Где-то вдали набирал силу двигатель — глухой, надрывный. Звук приближался. Казалось, что машина едет прямо сюда.
Барсик ткнулся холодным носом в ногу хозяйки — словно говорил: я рядом, не бойся.
«Вот бы проехать мимо…» — мелькнула мысль у Оли. Но двигатель замолчал прямо у самой калитки.
Стало холодно внутри. Что-то было не так. Обычно, когда к ней шли за помощью, сердце наполнялось теплом. Сейчас же оно сжалось, словно подо льдом.
Хлопнуло железо калитки. Раздались резкие голоса, полные скрытой ярости.
— Зачем ты это затеяла?! — с хрипом спросил мужской голос. — Что за глупость? Ты действительно думаешь, что эта местная старуха мне поможет? Ты осознаёшь, сколько всего уже произошло?
Женщина отвечала приторно-сладко, словно мед, смешанный с дрожжами:
— О, милый, ты совсем потерял разум! Все врачи развели руками — и вот я, вся в отчаянии, мчусь к последней надежде! Везу тебя к этой… местной кудеснице. Может, случится чудо? Представь: добрая жена не оставила без помощи! И лучше здесь, в природе, чем дома… Может, успеешь насладиться закатом.
Мужчина горько рассмеялся:
— Не думал, что у тебя столько предусмотрительности. Хотя… счёт уже заблокирован. До копейки.
Женщина визгливо фыркнула:
— Ничего, потерплю. Скоро вступлю в наследство — тогда блокировку снимут, и жизнь наладится. Ах, как ты мне надоел! Даже представить не можешь!
Пауза. Мужчина глубоко вздохнул. Голос стал холодным, словно зимний ветер:
— Лучше побыть здесь, среди лесных зверей, чем рядом с такой гиеной, как ты. Уезжай.
Раздались шаги. Хлопнула дверца. Машина с визгом шин умчалась прочь.
Ольга осталась неподвижна, словно окаменевшая. Этот женский голос… она его узнала. Та самая женщина приезжала год назад. Просила сбор трав — чтобы «чуть подправить здоровье мужа». Предлагала суммы, от которых другие согнулись бы в поклоне. Но Оля никогда не брала плату за помощь. Особенно когда чувствовала присутствие смерти в чужих словах.,И вдруг послышался новый голос. Знакомый. За калиткой.
— Здравствуйте… — произнёс он с болью и замешательством. — Простите, меня… выбросили прямо сюда. А я… не могу никуда пойти.
Оля содрогнулась всем телом. Этот голос она тоже знала. Но никак не могла вспомнить — откуда именно. Где-то глубоко в памяти промелькнул образ, но лица не находилось. Лишь пустота.
— Здравствуйте… — сказала она, стараясь сохранить ровность в голосе, чтобы не выдать дрожь.
Ольга и Барсик приблизились. Пёс настороженно зарычал, напрягаясь всем телом — Оля ощутила это каждой клеточкой. Она понимала его реакцию: мужчина сидел прямо на промокшей земле и явно страдал. Следовало помочь. Пересадить его в кресло — ведь какая-то женщина говорила что-то о коляске.
Оля протянула длинную палку перед собой, ощупывая пространство. Вот оно — кресло. Наклонившись, она нащупала знакомые рычаги, щёлкнула пару раз — механизм раскрылся. Такое ей уже не раз встречалось: множество туристов с инвалидными колясками обращались к ней за помощью! Подвинув устройство ближе к мужчине, она мягко сказала:
— Садитесь, пожалуйста.
— Но как же… — в его голосе звучала безысходность. — Руки меня не держат… Они не в состоянии удержать меня.
— Барсик, помоги! — твёрдо приказала Ольга, не оставляя места для возражений.
Она услышала, как мужчина скептически фыркнул — этот звук она буквально ощутила на себе. Но вскоре он выдохнул изумлённо, почти с благоговением:
— Пёс?.. Значит ты… действительно умнее многих людей! Точно больше некоторых!
За этим последовали хрипы, усилия, и вот наконец мужчина обрел опору, удобно устроившись в кресле. Тяжёлый вздох облегчения.
— Сейчас вам никуда не пойти, — тихо, но твёрдо сказала Оля. — И не следует даже пытаться. Ваше давление скачет, словно безумное. Скоро станет совсем плохо.
Она аккуратно, почти нежно приложила ладонь к его лбу. Кожа была холодной, прохладной. Мужчина вздрогнул от неожиданности.
— Откуда вы это знаете? — в его голосе смешались удивление и недоверие.
Внутри Оли что-то резко кольнуло, словно заноза глубоко в груди. Снова! Прямо сейчас! Где-то на грани памяти промелькнул ответ, такой родной и знакомый… Но тут же исчез, растаяв, как утренний туман. Слегка раздражённо зашипела про себя.
Изнутри поднялась глухая, беспомощная злость. Впервые такое было! Она, что запоминала каждый шорох, каждый лист, каждый голос, который когда-либо слышала… А теперь — провал. Будто мозг решил сыграть с ней злую шутку. Проклятие!
Это случилось так давно… Казалось, целая вечность прошла с тех пор. Тридцать лет. Если точнее — почти тридцать один год минул со дня трагедии.
В те дни Оля была юной девушкой, красивой, полной жизни, с глазами, сверкающими неугасимым огнём. У неё были грандиозные планы. Она ринулась в город словно на крыльях, чтобы учиться, работать, покорять мир.
И всего через два дня там произошла судьбоносная встреча. Он стал для неё всем: воздухом, светом, самой жизнью. Она ощущала его любовь каждой клеточкой своего существа.
А после наступило настоящее счастье — то самое, что заставляет летать. Она забеременела. Побежала к нему, словно на пожар, чтобы поделиться радостью, возвещая о начале их общей жизни…
Однако вместо этого застала его в постели с другой.
Это был не просто удар — это был обвал. Начало конца. Путь, усыпанный битым стеклом, ступать по которому означало дойти до безумия.
Оля выбежала на улицу, будто испуганная кошка. Куда? Зачем? Она ничего вокруг не замечала, просто бежала, пока силы не покинули её. Иногда останавливалась, сгибаясь от рвоты — её буквально выворачивало наизнанку.
Убежать! Исчезнуть! Ни одной души рядом!
Как-то она добралась до реки — их излюбленного места, где они с Николаем так часто сидели. Легла ничком на высохшую траву, прижимаясь к холодной земле. Солнце слепило глаза, но казалось тусклым, мёртвым, словно затянутым грязной пеленой.
Может, кто-то из прохожих вызвал скорую и полицию. Девушка лежала неподвижно, но дышала. Её глаза были пусты, как выжженная степь.
После наступила темнота — долгие чёрные дни, которые она не могла вспомнить. Лишь мрак, густой и липкий, окружавший со всех сторон, и животный страх, сковывающий кровь. Размытые фигуры в белых халатах, уколы, туманящая сознание смесь, бесстрастные осмотры… Где-то вдали шло обсуждение ребёнка… Говорили, что она его потеряла…
Но его не было! Ни ребёнка, ни жизни — всё выгорело в тот трагический день.
Вся прежняя жизнь стерлась из памяти. И лучше пусть так и остаётся. Никогда не возродится.
Туда она попала случайно — благодаря какой-то доброй старушке из заведения, куда её направили — то ли приют, то ли лечебницу для душевнобольных. Та часто рассказывала о своём домике в Каменец-Подольском, о целебных травах, о спокойной размеренной жизни.,Тогда у Оли не было никого и ничего. Только пустота. Может быть, за исключением полуразрушенного домика, что стоял в двухстах верстах от проклятого города.
Она решилась. Что же ей терять?
Ничего.
Ольга приступила к подготовке. Это напоминало тренировку перед прыжком в ледяную воду. Каждый день становился небольшой проверкой силы духа, выносливости тела, крепости воли.
Старый доктор с жалостью качал головой: — Как ты там, девочка, одна сама? — Справлюсь как-нибудь, — отвечала Оля, гордо поднимая подбородок. — Если люди живут, значит, и я смогу. — Может, правда, там, за городом, травы и тишина помогут. Может быть, зрение вернётся. Хотя… Твой случай уникален. За всю практику я слышал о таком только однажды. Но та женщина… не выдержала. Пять лет слепой, и сама покончила с собой. Но не падай духом — чудеса случаются. Обязательно.
И Оля старалась изо всех сил. Она цеплялась за каждый звук, каждую мысль, пробираясь сквозь тьму. Вспоминала рассказы старушки, пробовала корни и листья, вслушивалась в их язык. С течением времени ей казалось, что она стала улавливать травы интуитивно, словно по чутью.
Однажды она облегчила страдания мужчине с сильной болью в животе, ещё одному — от кашля, который мучил его годами. За помощь Оля никогда не просила денег. Если ей оставляли крупу, муку или сахар — принимала это с благодарностью.
Один из тех, кому она помогла, вернулся. И привёз ей Барсика.
Щенок ещё был неуклюжим и лопоухим. Но стоит ему облизывать руку и касаться мокрым носом — Оля сразу поняла: вот он, её самый верный и преданный друг. На многие годы вперед.
В собственном доме Оля чувствовала себя уверенно — знала каждый уголок, каждую доску, которая скрипела под ногами. А вот её неожиданный гость с каждым мигом становился всё хуже: дыхание становилось прерывистым и хриплым.
Ольга ловко заварила свои травы, словно делала это тысячу раз. Запах был резким и горьковатым, отвар тёмным и густым. Она поставила чашку перед мужчиной.
— Пей.
Он скривился, морщась от запаха.
— Фу… Как же это воняет! Это же отрава какая-то!
— Пей, я сказала! — твёрдо произнесла Оля, без всяких сомнений в голосе. — Пока ещё пахнет — значит, есть шанс. Когда запах исчезнет, будет уже поздно. Совсем.
Мужчина немного колебался, но взял чашку дрожащими руками и быстро выпил, морщась от горечи.
Оля кивнула в сторону топчана:
— Ложись теперь. Скоро уснёшь. Лучшее лекарство — сон.
Он подчинился, словно ребёнок, перелёг на деревянный диван с плотным матрасом. Через несколько минут Оля услышала ровное и глубокое дыхание — он уже спал.
Она с облегчением вдохнула, расслабила плечи. Сняла с головы тяжёлый платок, потом второй, поменьше. Надела куртку, словно взятую с чужого плеча — так она обычно одевалась, выходя наружу или принимая гостей. Хотелось оставаться незаметной, чтобы меньше задавали вопросов и не проникали в душу.
Кто был этот мужчина? Почему его голос казался ей таким знакомым? И почему каждое его слово резало сердце, словно заноза?
Оля осторожно села на край стула рядом с диваном. Нежно, почти боясь причинить боль, положила руку на лоб спящего. Горячий…
В этот момент её глаза словно обожгло — будто кто-то бросил туда битое стекло.
Она резко убрала руку, словно от ожога.
Не может быть! Неужели это он? Тот человек из прошлого, из жизни, которую она давно похоронила? Нет, такого быть не может!
С дрожью она снова коснулась его лба.
И вновь — боль и жжение, словно внутри разгорелся пожар. Сердце застучало, кровь зашумела в висках, в ушах загудело, заглушая всё вокруг.
Мужчина во сне застонал, пробормотал что-то невнятное.
— Николай?.. — тихо прошептала Оля. Имя, которое долго не решалась произнести даже про себя.
Человек на диване внезапно раскрыл глаза. Его взгляд был затуманен и полон недоверия.
— Оля?.. Не может быть… Это кошмар! Ты ведь… ты умерла много лет назад! Я тебя искал! Обошёл всех! Мать даже могилу показала! Я тогда чуть не сошёл с ума! Доктора целый месяц сидели у меня дома… — А я умерла, Николай, — её голос был тихим, но каждое слово отзывалось в комнате словно удар колокола. — Умерла в тот день, когда увидела тебя… с другой. И наш ребёнок тоже умер. Вместе со мной. — Что за чепуха? Какая постель? Какой ребёнок? Я ничего не понимаю! — Я узнала, что беременна. Мы должны были встретиться вечером. Но я не могла ждать. Прибежала к тебе домой, а там… — Подожди! — Николай приподнялся на локте, лицо исказила боль. — В тот день я уехал рано утром и вернулся только к восьми. Бежал к нашим часам… Я тебя ждал! Ездил за подарком — те самые часы с кукушкой, которые ты хотела. Хотел сделать предложение не кольцом, а ими. Глаза уже не жгло адским огнём, теперь казалось, что на них давят тяжёлыми пальцами. И не отпускали.,— Но… я видела… там был кто-то, — прошептала Оля. — Это мой двоюродный брат, Сергей. Он очень похож на меня. Мама, наверное, воспользовалась этим, чтобы навсегда разлучить нас. Оля… Олюшка… что с тобой потом стало? Она заговорила, не открывая глаз, будто боялась, что если встретится взглядом с ним — мир снова рухнет.
— Моя девочка… — голос Николая трепетал от любви и боли. — Как много ты пережила… Как ты могла думать, что я способен на такое?! Ведь ты знала, что я любил тебя больше всего на свете! Вдруг Оля широко раскрыла глаза и закричала — остро и отчаянно. Потом резко ослабла и потеряла сознание.
Барсик, который до того дремал у её ног, вскочил, заскулил, лизнул ей щёку.
Николай медленно и с трудом спустился с дивана. После той аварии, произошедшей через несколько лет после её исчезновения, он так и не смог полностью поправиться. С каждым годом состояние ухудшалось.
— Оля! Олюшка! Приди в себя!
Прошёл целый год с того дня. Год, изменивший всё.
Оля постепенно возвращалась к жизни. Несмотря на боль в глазах, теперь не было той бесконечной, удушающей тьмы. Она начала видеть: сперва свет, потом очертания, цвета. Моргнула несколько раз. Становилось лучше. Объекты стали распознаваться.
— Я вижу… — прошептала она, не веря своим глазам. — Я… вижу!
Николай, не отходивший ни на шаг, вдруг ощутил, как в нём возрождается жажда жить.
— Олюшка! Мы ещё молоды! Я поднимусь! Обязательно поднимусь! Перехитрю все прогнозы! Мы будем вместе! Впереди ещё целых двадцать лет! Вся жизнь! Она смеялся сквозь слёзы — от счастья.
Нина металась, словно ужаленная. Ей были нужны деньги. Или хотя бы документы Николая, чтобы оформить его умершим и вступить в наследство. Дать взятку нужным людям, получить справку. Ведь она уже мысленно похоронила его. Лишь бы бумаги были — пусть скажут, где его могила.
Два года она жила за границей с новым богатым ухажёром, но внезапно выяснилось, что у него есть старая, но опасная жена, которая прекратила ему финансовую поддержку. Нина вернулась, сгорбленная, в родную глушь, считая, что Николай давно умер. Никто, однако, не знал о его смерти.
«Ничего, — подумала она, — я всё устрою сама. Быстро и надежно».
Целый час она моталась по просёлочной дороге, не находя нужный дом. Всё вокруг изменилось: новые дома, стройки, лечебница на месте пустыря… Тьфу!
Вдруг впереди показалась машина. Нужно было спросить.
— Здравствуйте! Подскажите, раньше здесь жила бабка-травница… Я не могу найти её дом.
Автомобиль замедлился и остановился. Водитель медленно снял тёмные очки и улыбнулся.
Нина отпрянула, будто получила удар.
— Николай?! Это шутка?!
Из пассажирского места вышла женщина — красивая, уверенная, с силой в глазах.
— Я травница. Что вам нужно?
Нина переводила взгляд с одного на другого.
— Это… это вы?! Вы должны были быть древней старушкой! Николай! Почему ты жив?!
Он рассмеялся — легко и свободно.
Нина поняла, как жалко сейчас она выглядит. Но разочарование и злость вырвались наружу.
— Врачи же говорили — максимум полгода, год, и всё! Так не может быть!!!
— Я слышал, — смех Николая оборвался. — А теперь послушай. Дом, который ты оставила, — всегда был моим. Но я отдал его тебе. Вот документы — забирай. Живи. Денег нет. Ни копейки.
— Я не дам тебе развод! — завизжала Нина.
Николай усмехнулся.
— Нина, не смеши меня. Я уже полгода женат. На любимой женщине.
Он обнял Олю за плечи, и они, не оборачиваясь, направились к своему дому. А Нина осталась стоять посреди дороги, охваченная яростью и обидой.