Увлекательные рассказы, изысканные кулинарные рецепты из самых простых продуктов, советы для здоровья и красоты!
В квартире стоял запах бабушки. Не аромат лаванды с запахом свежей выпечки, как в рекламе, а резкий, наваждённый запах старых томов, аптечных флаконов и чего-то слегка подгоревшего — словно утюг забыл выключить лет десять назад.
Татьяна расположилась на табурете у окна, потягивала растворимый кофе из бабушкиной старой кружки с облупленным краем.
— Вот и наступила спокойная жизнь, — подумала она, делая обжигающий глоток.
С тех пор, как бабушки не стало, прошло всего две недели. Юридически квартира уже была её — все документы оформлены, регистрация проведена, с выпиской из украинского реестра и соответствующей печатью. Татьяна преодолела этот сложный путь без участия мужа. Андрей тогда сказал:
— Ты же с ней больше общалась. Тебе и решать все вопросы.
Татьяна ответила лишь кивком. И осознала: когда тебе 36, а муж уходит в тень всякий раз, когда случаются важные моменты — это не партнерство, а соседское существование. Как участковый: вроде бы рядом, но лишь когда происходит что-то плохое.
— Можно я окно открою? — раздался голос за спиной.
Татьяна вздрогнула. В дверях стояла свекровь, выглядевшая так, будто вошла в свою собственную квартиру. Без стука. Без звона в дверь. Как будто за шесть лет натянутых отношений, пасхальных ссор и высказывания «Ты же из общежития, верно? К тесноте привыкла» ничего и не было.
— Вы уже у меня здесь, Людмила Ивановна, чего уж там, — спокойно ответила Татьяна, допивая кофе.
— Душно здесь. Воздуха не хватает. И вообще, — свекровь недовольно оглядела помещение, — нужно все менять. Обои — мрак. И мебель… Вся эта бабушкина рухлядь, зачем она тебе?
Татьяна сдержала усмешку.
— Мне нравится. И, кстати, это уже моя рухлядь. Ведь квартира теперь моя. Или вы забыли?
— Да что за разговоры — моя, моя… — Людмила Ивановна всплеснула руками. — Ты замужем, ты жена моего сына. Все общее. Андрей же её родной внук. А ты кто для неё? Просто приживалка. Подгадала момент.
Татьяна молчала. В такие моменты лучше сохранять спокойствие, иначе захлестнёт эмоциями.
— Так что проходите, смотрите. Холодильник там, туалет направо. Только тапочки снимите, а то у вас стиль — «свекровь после дачи».
— Не дерзите, Татьяна. Я тут по-доброму. Мы с тобой одна семья. Должны быть ближе.
— Как две батарейки в пульте? — усмехнулась Татьяна. — Только вот вы всегда пытаетесь меня вытащить.
Людмила Ивановна надулв губы. Видимо, такого ответа не ожидала.
— Слушай… — вдруг села она на диван тяжело, с душевным надрывом, словно актриса в финальном акте. — У меня беда. Большая. Я ж не просто так пришла. Мне нужна помощь. Сын молчит, не поддерживает. А ты могла бы…
— Что произошло? — прищурилась Татьяна.
— Квартиру могут у меня отобрать.
— Какую? — холодно спросила Татьяна. — Ту самую, что вы в 2012 году заложили кредит под салон красоты?
— Я ошиблась! — воскликнула свекровь. — У всех бывают ошибки! Теперь банк грозит судом. А жить мне где-то надо! Я — мать! Мать вашего Андрея, между прочим!
— Не сомневаюсь, — кивнула Татьяна. — Только квартира была бабушкина. А бабушка была против вас. До конца. Даже в больнице просила не пускать.
— Что ты говоришь?! — вспыхнула свекровь. — Она была старая, голова уже не та!
— Достаточно ясна, чтобы вызвать нотариуса за месяц до смерти, — спокойно парировала Татьяна. — И переписать завещание. Не на вашего внука, а на меня. Очевидно, за годы общения она поняла, кто есть кто.
Наступила тишина. Слышно было только старинные часы и хриплое дыхание Людмилы Ивановны.
— Ты… ты думаешь, я просто так пришла? Я ведь — мать для тебя! — сжалобным голосом прошептала свекровь.
— Нет, Людмила Ивановна, вы не мать. У меня была мать. Спокойная, не влезавшая в мою жизнь. Вас к таким не отнести.
— Значит, ты не позволишь переехать ко мне?
— Нет.
— Тогда поговорю с Андреем! Он все решит!
— Давайте, — Татьяна поднялась. — Пусть говорит. Я послушаю. Но если он встанет на вашу сторону — ему предстоит собирать вещи. Я устала жить с маменькиным сынком.
Людмила Ивановна вскочила, поправляя куртку:
— Ты об этом пожалеешь! С таким лицом и характером ты много найдешь?
— А я и не ищу. У меня есть квартира и тишина. Больше ничего не нужно.
Дверь захлопнулась. В ушах звенело. Кофе остыл.,Андрей появился спустя пару часов. Без предупреждения, без цветов, с лицом, предвещающим серьёзный разговор. Мужчины не готовятся к таким беседам — они сразу входят в них, словно пожарные, бросаясь в огонь.
— Мам звонила. Что ты натворила? — сразу спросил он.
Татьяна медленно отвернулась от раковины:
— Ничего особенного. Просто отказала человеку, который хотел пожить за мой счёт. И за счёт мёртвой женщины, которая её терпеть не могла.
— Ты перегибаешь! У неё ведь проблемы!
— У тебя тоже будут, если будешь вести себя так же.
— Ты угрожаешь мне? — Андрей нервно засмеялся.
— Нет. Я просто обозначаю свои границы. Если ты не умеешь их уважать — собирайся и уходи.
— Это же квартира нашей семьи! — возмутился он.
— Нет, Андрей. Это квартира моей бабушки. Твоя семья — твоя мама, проведай её. А я подумаю, хочу ли продолжать этот цирк.
Он вышел, не захлопнув дверь. Для него это максимум проявления уважения или страха.
Татьяна стояла, прислонившись к подоконнику. Где-то рядом тикали часы, а в воздухе чувствовался горьковатый запах — но уже другой. Как будто квартира вздохнула.
Татьяна проснулась в пять утра от необычной тишины. Не от шума, а от зловещей, липкой тишины, навевающей предчувствие бури. Сон был беспокойным. Ей снилась Людмила Ивановна в образе домоуправа с вилами, а Андрей стоял рядом, держа табличку «мамина квартира».
На кухне она заварила чай. Без сахара, без мёда, без всякого тепла. Казалось, квартира чувствовала тревогу. Пол скрипел под ногами, словно спрашивал: Ты уверена, что выдержишь?
Телефон зазвонил. СМС от Андрея:
«Приезжаю сегодня в 19:00. Будем разговаривать. Ты, я и мама.»
Татьяна усмехнулась. Семейный совет имени Люцифера. Осталось только пригласить батюшку и дух бабушки.
В ответ она написала коротко:
«Хорошо. Стол не накрою.»
В 18:55 они уже пришли. Как по команде. Людмила Ивановна в норковой шапке с выражением «я добрый человек, пока меня не раздражают». Андрей — с папкой и виноватым видом, словно собирается продавать тёщу в рабство.
— Мы пришли не ругаться, — начал Андрей с порога, — а обсудить всё по-взрослому.
— Тогда снимайте верхнюю одежду, а не штаны, — показала Татьяна на вешалку. — У нас здесь холодно.
Свекровь скривилась:
— Юмор у тебя, вообще-то, в наследство от бабушки. Она тоже так колко шутила, после чего все обижались.
— Может, просто не все хотели услышать правду? — пожала плечами Татьяна.
Они уселись. Людмила Ивановна без спроса устроилась на бабушкин диван.
— Скажу прямо, — начала она, — у нас проблемы. Банк подал в суд. Если не погашу долг за месяц, меня выселят. Никуда идти некуда. Я не прошу подарить мне квартиру, прошу оформить дарственную на Андрея. Он потом мне поможет.
Татьяна обратилась к мужу:
— Ты это поддерживаешь?
Андрей нерешительно проглотил:
— Слушай, это ведь временно. Просто оформить для вида. Квартира всё равно твоя. Ну, наша. Потом перепишем обратно. Репутация мамы перед банком улучшится. Всё под контролем.
Татьяна спокойно встала, подошла к шкафу и достала документы.
— Андрей, взгляни. Вот свежая выписка из ЕГРН. Собственник: Татьяна Сергеевна Черникова. Не Черникова-Лапшина и не Людмила Ивановна. Я. Это моя фамилия, моя квартира.
— Ты ведь не против помочь? — почти ласково сказала Людмила Ивановна. — Я мать твоего мужа, не чужой человек же.
— А бабушка была моей родной. Почему вы считаете, что я должна отдавать то, что она мне оставила?
— Потому что так правильно! — вскрикнула свекровь. — Семья — это поддержка! А ты… как коршун сидишь в этой квартире. Бабушка умерла, а ты сразу закрылась в её доме, как в крепости!,— Вы словно коллектор, только с норкой на плечах. — Татьяна сдерживала дрожь в голосе. — Да, я заперлась внутри. Потому что впервые за восемь лет брака у меня есть покой.
Андрей поднялся на ноги. Его речь была резкой и прерывистой:
— А как, по-твоему, мне? Меня рвёт между вами обеими! Я вас обеих люблю, но ты ведёшь себя эгоистично!
— А ты — маменькин сынок, — ответила тихо Татьяна. — Не в силах отказать женщине, что сожгла твоё детство под гламур и кредиты.
— Ты перегибаешь палку, — прошипел Андрей. — Она для меня многое сделала.
— Именно — для тебя. А теперь хочет, чтобы ты ей это вернул. Моей квартирой.
— Хватит! — Людмила Ивановна ударила ладонью по колену. — Если отказалась от дарственной, мы пойдём другим путём.
— Каким именно? — Татьяна наклонилась вперёд. — Угрозами? Судебным разбирательством? Андрей подаст на раздел имущества?
— Я подам на развод, если ты не пойдёшь навстречу! — вскрикнул Андрей, вспыхивая.
Надолго повисла такая тишина, что чайник зазвучал раньше времени.
— Запишем это, — медленно сказала Татьяна. — Шантаж разводом. Впечатляет. Что дальше? Подбросишь мне пакет с белым порошком, чтобы оформить опекунство?
Людмила Ивановна встала, злобно глядя:
— Думаешь, победила? Я с людьми поговорю. Ты считаешь, на тебя никто не повлияет? Вот соседи, пусть расскажут, какая ты. С приветом, на антидепрессантах.
— А вы с мужем в церковь ходите? — усмехнулась Татьяна. — Молитесь по выходным, а в будни пытаетесь отжать чужое?
— Молчи, девка! — завопила свекровь. — Я тебя выведу на чистую воду!
— Только успейте галоши надеть, грязи будет много.
Андрей схватил мать за руку:
— Всё, пошли. Бессмысленно.
— Не бессмысленно, сынок. Ещё посмотрим, кто смеяться будет последним.
Они ушли. Опять без звуков — дверь, казалось, привыкла к их уходу и не реагировала.
Татьяна осталась одна. Или скорее с квартирой, где всё дышало бабушкой. И с ощущением перед бурей. В груди пульсировало. Это точно не конец.
Через два дня пришло письмо — судебная повестка.
Истец: Андрей Александрович Черников.
Предмет иска: признание квартиры совместно нажитым имуществом и её раздел по закону.
Татьяна села на подоконник, поджав ноги, как в детстве. За окном медленно опускались снежинки.
Суд проходил вяло, словно пожилой сторож на смене: кивал головой, слушал вполуха и вёл записи по шаблону. Татьяна сидела за столом: аккуратно одета, волосы собраны, лицо было прозрачным и холодным, словно стекло.
Напротив неё — Андрей. Без Людмилы Ивановны, которая, по слухам, после инфаркта лежала в санатории. Инфаркт был скорее образным — сердце у неё давно работало по принципу: «кого сегодня судить?».
Их адвокат, женщина с лицом школьной учительницы химии и прической, пережившей 90-е, зачитал иск:
— Сторона истца считает, что квартира была приобретена в браке, и, несмотря на наследственное происхождение, использовалась как совместная собственность. В связи с чем…
— Прекратите, — судья поднял руку. — У нас есть документы: наследство, завещание, выписка из Реестра. Всё оформлено. Следующий вопрос: имеются ли доказательства того, что ответчица не участвовала в финансовой поддержке семьи?
Адвокат замялся:
— Ну… она пользовалась квартирой. Муж же морально её поддерживал.
Татьяна усмехнулась, судья даже не поднял глаз:
— Моральная поддержка законом не признаётся. Отказано. Иск полностью отклонён.
Андрей побледнел, подошёл к Татьяне уже в коридоре:
— Я не хотел, чтобы всё так получилось. Это ведь мать…,— Не нужно. Это именно ты.
— Я действительно думал, что… что ты потом передумаешь. Что мы сможем…
— А теперь я, Андрей, — она встретилась с ним взглядом, — понимаю, что никогда по-настоящему тебя не знала. Всё это время рядом была Людмила Ивановна. Твоя мама. И ещё мама. И там была её подруга Тамара. А ты где был?
Он не ответил. Плечи опустились. Он не злился. Просто казался пустым.
— Знаешь, что ранит? — продолжила Татьяна. — Я бы помогла, если бы ты сам пришёл. Без принуждения. Без решений суда. Без шантажа. Мы могли бы обсудить всё по-взрослому. Но вы выбрали другой путь: сначала забрать, а после — разговаривать.
— Я хотел сделать всё хорошо, — слабо оправдывался он.
— Нет. Ты стремился к лёгкому решению. Чтобы мама сказала, что надо, и ты просто подчинился. Я тебе не жена. Я чужой человек для тебя.
Она ушла легко. С той лёгкостью, с какой снимаешь чужую ношу с плеч.
Прошёл месяц.
Квартира — маленькая крепость Татьяны — наконец обрела тишину. Людмила Ивановна осталась в тени, словно в ожидании нового момента для своих хитростей. Андрей исчез совсем. Может, и к лучшему.
Татьяна первый раз за долгое время сняла обручальное кольцо. Оно лежало в шкатулке рядом с ключом от ящика, где бабушка бережно хранила письма. Их восьмилетняя история уместилась в дешевом золотом кольце и паре фотографий на кухне.
На кухне царила тишина. Чайник начал закипать.
Зазвучал звонок в дверь.
Чёрт. Только не опять…
Открыла дверь. На пороге оказался мужчина лет пятидесяти, в плаще и с чемоданом.
— Извините, — сказал он, — вы Татьяна?
— Да. А вы?
Он улыбнулся робко:
— Сергей. Я — брат вашей бабушки. Двоюродный. Из Кременчуга. Мы переписывались с ней… она обещала пригласить, но так и не успела.
Татьяна замерла в проёме, а потом неожиданно рассмеялась. Искренне, до слёз.
— Заходите, Сергей. У нас теперь наступило… безвременье с привкусом свободы. Вам будет где остановиться. Бабушка бы одобрила.
Вечером они пили чай. Сергей рассказывал о старой даче, рыбалке, советской молодости. А Татьяна слушала не просто ушами — душой. После всех предательств и ссор в её жизни вновь появился кто-то настоящий.
В какой-то момент она заметила: впервые за долгое время в квартире стало по-настоящему тепло. Без страха, без натянутых слов и криков.
— Сергей, — сказала она тихо, — вы не представляете, как вовремя вы появились.
— А вы и представить не можете, как мне было важно прийти, — ответил он, глядя прямо в глаза.
В тот вечер Татьяна достала старую коробку с бабушкиными письмами. Там была записка:
«Если тебе станет тяжело, просто взгляни в окно. Снег не просит разрешения на падение. Он просто ложится и ждёт весны.»
Татьяна улыбнулась. Весна обязательно наступит. Но сначала придёт настоящая зима.
Конец.
Татьяна осталась одна в своей квартире, но впервые почувствовала себя не одиноко. Она прошла через суд, предательство, страх и осталась собой. Без иллюзий. С холодной головой и горячим сердцем. Вот это и есть истинная победа.