— Эгоист! Только о себе и думаешь! — вспыхнула Ганна.
— Довольно! — неожиданно твердо произнёс Богдан в трубку. — Я вам ничего не обязан!
Ганна ахнула, словно услышав кощунство, Мирон начал бормотать что-то о неблагодарности, но Богдан уже не слушал. Он просто завершил звонок и ощутил странное облегчение.
Реакция родственников последовала незамедлительно. Лариса, которая сама вспоминала о своих детях лишь по большим праздникам, возмущалась:
— Как можно так поступить с родителями?
Анастасия из другого города подхватила:
— Это же грех!
Общее мнение было единодушным: он морально пал.
Но для Богдана наступило спокойствие. Выходные перестали быть повинностью и стали приносить радость. Телефон больше не разрывался от обвинений. Постепенно исчезло и чувство вины.
Родители жили всего в соседнем квартале — географически рядом, но будто на другой эмоциональной орбите. Иногда Богдан сталкивался с ними в магазине: Ганна отворачивалась с видом глубоко обиженной дамы, Мирон делал вид, что его вовсе там нет.
Иногда знакомые интересовались:
— Не сожалеешь?
— Нет, — отвечал Богдан без колебаний.
Жестоко? Возможно. Но он имел право на собственную жизнь без еженедельных оправданий. Когда любовь родителей превращается в требование постоянного подтверждения преданности — это уже форма эмоционального давления.