Первые месяцы выдались непривычными. Богдан по привычке просыпался в субботу, тянулся к телефону — позвонить Ганне, узнать, нужна ли помощь. Потом вспоминал: теперь это не обязательно. Он больше ничем не обязан.
На работе за его спиной шептались. Владислава, начальница в возрасте около шестидесяти, поглядывала с неодобрением.
— Богдан, правда ли, что вы с родителями не поддерживаете связь?
— Да, так и есть.
— Но как же так? Они ведь уже немолодые!
Немолодые… Мирону пятьдесят восемь, Ганне — пятьдесят шесть. Оба трудятся, здоровье в порядке. Просто они привыкли считать сына бесплатной рабочей силой и удобным объектом для давления.
Прошло полгода — позвонил Мирон. Богдан не ответил. Вскоре пришло сообщение:
«Ганна в больнице. Сердце. Приезжай.»
Он знал этот сценарий наизусть. Каждый раз, когда нужно было его вернуть домой — у матери случалась «госпитализация». То давление подскочит, то сердце прихватит, то нервы сдадут. На этот раз он тоже остался на месте.
Через неделю столкнулся с Роксоланой.
— Богдан! Совесть-то у тебя есть? Ганна ведь в больнице лежала!
— Лежала?
— Три дня! С сердцем!
— А сейчас как?
— Уже дома… выписали… Но после такого ты ещё называешь себя сыном?