И сковорода, с утра полная жареной картошки, теперь пустовала. Муж умял всё до последнего кусочка, ей не оставив ни крошки. Сам Михайло растянулся на диване перед телевизором и даже не повернул головы, когда хлопнула входная дверь.
Глядя на кухонный хаос и осознавая, что ужин придётся готовить самой, Оксанка ощутила полное бессилие. Скинув туфли и наскоро переодевшись в домашнее, она направилась на кухню. Желудок напоминал о себе настойчивым урчанием, но при виде горы немытой посуды аппетит тут же пропал. Она открыла кран и потянулась за губкой — руки дрожали от усталости и раздражения.
— Хоть бы за собой убрал… — тихо бросила она, не оборачиваясь. Про то, что он не оставил ей даже ложки картошки, промолчала — знала уже: бесполезно.
— Что? — Михайло оторвался от экрана. — А-а… посуда… Да брось ты! Помоешь потом. Чего ты опять начинаешь?
— Начинаю? — с грохотом сложила тарелки в раковину Оксанка. — Я пришла домой почти в девять вечера голодная! А ты даже тарелку за собой вымыть не удосужился?
— Ну вот опять началось… — Он сделал громче звук телевизора. — Велика беда – пара тарелок…
— Да, это тяжело! — резко повернулась она к двери. — Мне надоело быть служанкой! Ты хоть что-нибудь делаешь по дому? Хоть раз?!
— А я по-твоему целыми днями лежу?! — Михайло поднялся с дивана и подошёл к дверному проёму кухни. От его шагов задрожала люстра – старые перекрытия давно просились под ремонт. — Между прочим, я тоже работаю!
— Правда? А я думала – по соседям шастаешь! – вырвалось у неё прежде чем успела себя остановить.
На кухне повисла напряжённая тишина. Из гостиной доносился голос дикторши с прогнозом погоды на завтра. За окном проехала машина – свет фар скользнул по стенам.
— Это ты сейчас о чём? — голос Михайла стал глухим и угрожающим.
— Прекрасно знаешь о чём я говорю! Думаешь, я ничего не вижу? Как ты возле Валерии круги нарезаешь?
— Чушь какая-то! — Он шагнул внутрь кухни. — У тебя совсем крыша съехала со своими подозрениями!
— Подозрениями?! – голос Оксанки задребезжал от напряжения. – А зеркало в ванной?! Второй месяц прошу повесить! Но тебе ведь некогда – всё у Валерии дела: то полку ей прикрутишь, то ещё что-то… Ей нужнее!
— Прекрати истерику! – рявкнул он в ответ. – Просто завидуешь: она молодая да красивая…
– Да при чём тут… – начала было Оксанка, но слова застряли где-то внутри; перед глазами всё поплыло.
– А при том! Надоели твои бесконечные претензии! Вечно тебе всё не так! Ни хозяйка из тебя толком никакая, ни мать!
Оксанка побледнела как стена. Но он уже не мог остановиться:
– Всё это достало меня до предела! Уйду к Валерке – хоть знаю точно: она не бесплодна!
Щелчок пощечины прозвучал как выстрел в тишине комнаты.
Оксанка сама не поняла как её рука взметнулась вверх и ударила его по щеке. Тишина снова воцарилась над кухней.
Лишь тиканье часов да капли из неплотно закрытого крана нарушали мёртвую тишину этой минуты.
Он стоял молча с рукой у лица и смотрел на жену так, будто впервые видел её перед собой. В голове медленно крутилась одна-единственная мысль: «Что же я натворил?..»
А Оксанка смотрела сквозь него куда-то вдаль и машинально теребила ладонь пальцами… Казалось будто время застыло здесь навсегда: в этой душной кухне с запахом пережаренной картошки и накопившихся обид.
Пятнадцать лет совместной жизни всплыли перед глазами как кадры старого альбома: вот они молодые смеются вместе; строят планы; снимают жильё; мечтают о своём доме… Тогда всё казалось простым: поженились – значит будет семья; подождут немного с детьми пока обзаведутся жильём… «Сначала своё купить надо», – говорил тогда Михайло, а она соглашалась без споров…
Потом был ремонт… потом повышение на работе… потом он открыл собственное дело… Шли годы…
И однажды они решили: пора становиться родителями…
А дальше пошли бесконечные попытки без результата… Первые визиты к врачам ещё были наполнены надеждой… Анализы у неё всегда показывали норму… Он же каждый раз уклонялся от обследований…
А когда разговор заходил об этом снова – он находил способ сделать больно словами…