Рекламу можно убрать
С подпиской Дзен Про она исчезнет из статей, видео и новостной ленты
Она похоронила мужа, осталась одна, подняла хозяйство с нуля… а потом соседка не удержалась — заговорила.
Одна-единственная сплетня. Всего пара слов. И вот уже продавщица в магазине смотрит с сочувствием, фельдшер при встрече крепко жмёт руку: «Держись». Все вокруг будто в курсе чего-то важного, а ты стоишь в полном недоумении — что происходит?
Оксана могла бы промолчать. Но она вышла на улицу перед всем селом и прямо спросила: «За что вы меня так?» Ответ, который она услышала, перевернул всё.
***
Утром земля пахла особенно резко — как бывает перед бурей или перед тем, как жизнь круто изменится.
Я поднялась затемно — коровы ждать не станут. Им всё равно: у тебя на душе тяжесть или радость. Молоко приходит по расписанию, и попробуй только опоздать или проигнорировать его.
На траве ещё лежала роса — серебристые капельки поблёскивали в предрассветном свете. Я подумала: вот ведь как устроено — каждое утро земля словно заново рождается, смывает вчерашнее и начинает сначала. А человеку так не дано. Он тянет за собой прожитое, как лошадь волочит телегу с грузом. И чаще всего в той телеге вовсе не добро лежит — обиды да недосказанности копятся годами.
Четвёртый год я живу в Кагарлыке одна, если не считать скотины.
Муж Николай умер внезапно — сердце остановилось прямо в поле, когда он переворачивал сено. Нашли его ближе к вечеру, когда солнце уже клонилось за Хохлатую гору. Лицо у него было спокойное — будто просто прилёг отдохнуть после тяжёлого дня.
Может быть, это даже к лучшему… Не мучился он тогда и не видел своего угасания.
После смерти Николая мне досталось всё хозяйство: двадцать дойных коров да телята впридачу. Многие тогда советовали: продай всё это дело да поезжай к дочери в город — зачем тебе тут одной маяться? Но я не смогла уехать.
Не только из-за характера — хотя упрямства во мне хватает. Просто здесь всё напоминает о Николае: каждая доска под ногами, каждое бревно в сарае и каждая борозда на огороде несут отпечаток нашей жизни вместе. Как я могла это бросить? Кому оставить?
Вот так и живу.
Просыпаюсь ни свет ни заря, ложусь поздно вечером; спина ноет постоянно, руки к осени деревенеют от ледяной воды… А всё равно живу дальше. Радуюсь каждому новорождённому телёнку, каждому полному ведру молока и каждому рассвету над нашей речушкой Студенкой.
Про Ганну, соседку мою через три дома от меня, я старалась лишний раз не думать.
Жила она в стареньком доме ещё довоенной постройки; вдовой стала давно и одна растила сына Александра. Тот уже взрослый мужик за тридцать был давно; но все его по-прежнему звали Сашко Ганнин.
Хороший он был человек: трудолюбивый да тихий какой-то… Только счастья ему как будто не досталось. Женился было разок — да жена через пару лет сбежала в город со словами: «Не могу больше жить тут взаперти». Он её даже удерживать не стал…
А вот Ганна без пересудов жить просто не умела…