Он вдруг умолк, а я растерялась — не находила слов. В голове стояла тишина, только сердце гулко билось в висках, да в глазах предательски защипало.
— Александр… Сашенька… Я ведь старше тебя на одиннадцать лет.
— Знаю, — спокойно ответил он. — И что с того?
— А ничего, — неожиданно вмешалась бабушка Маргарита. — Ничего страшного, Оксана. Мой муж был моложе меня на восемь лет, и прожили мы вместе душа в душу сорок три года. Эти ваши годы — ерунда всё это. Главное — чтобы человек был хороший.
В зале поднялся гул: кто-то засмеялся, кто-то качал головой с недоверием, а кто-то похлопывал Александра по плечу. Ганна сидела тихо-тихо, будто побитая собака. Никто к ней не подходил и взглядов в её сторону не бросал.
Мне стало её жалко.
Не сразу это пришло — спустя пару мгновений накрыло волной. Ведь ясно же было: всё от страха у неё, от одиночества женского, от боязни потерять сына — единственную свою опору в этом мире. Поступила она глупо и подло, но не от злобы настоящей, а от душевной слепоты своей: не умеет она любить по-настоящему — бережно и без цепей.
Я подошла к ней и присела рядом на корточки.
— Ганна Петровна… — тихо сказала я. — Не бойтесь вы так. Никто у вас сына не забирает. Он же любит вас… Вы же его мама. Просто… просто больше так не надо делать, ладно? Не стоит лгать про людей. Это нехорошо… Это как землю портить: посеешь ложь — вырастет беда.
Она подняла взгляд на меня: глаза у неё были заплаканные, красные и полные боли.
— Прости меня… Оксана… Прости глупую старуху…
Я кивнула ей в ответ. Простила ли? Кто знает… Такие вещи сразу не понимаются — время покажет: затянется ли рана или будет болеть дальше.
Мы вышли из клуба вдвоём с Александром. Он шагал рядом молча. Солнце уже клонилось за Хохлатую гору; небо окрасилось в розовый цвет нежных лепестков шиповника.
— Александр… Ты ведь всерьёз тогда говорил? Всё то при всех?
— Конечно всерьёз, — сказал он уверенно. — Я бы никогда при людях лгать не стал.
Я остановилась и посмотрела на него внимательно: хороший он человек оказался всё-таки… Надёжный такой… Тёплый… как печь зимой вечером.
— Ну тогда пойдём со мной… Коров доить пора уже… Поможешь?
Он улыбнулся широко и светло – по-детски искренне:
— Конечно помогу!
И мы пошли вместе по тропинке домой. Земля под ногами пахла терпко – полынью да горькой травой; но даже в этой горечи чувствовалась сладость – может быть надежды… а может просто самой жизни – той самой жизни, что идёт вперёд несмотря ни на что; сильнее любой лжи и злобы человеческой тьмы внутри нас…
Александр взял меня за руку – большая у него ладонь была, шершавая от труда и тёплая такая… И я свою руку не убрала.