«Зачем двадцать лет платить банку, если можно…» — воскликнула Ганна, почувствовав болезненный разрыв с сыном и его супругой

Как больно осознать, что теперь ты — лишь гость в собственном сердце.

Когда Ганна узнала, что сын собирается взять ипотеку, внутри у неё всё сжалось — словно кто-то пытался выжать сердце, как мокрую тряпку.

— Мам, у нас просто нет другого выхода, — Данило говорил мягко, но торопливо, будто опасался быть перебитым. — Мы с Кристиной решили: берём трёшку. Да, далеко от центра, зато своя.

— А ты головой думаешь? — вырвалось у неё. — Зачем двадцать лет платить банку, если можно…

— Мам, не начинай. Кристина не хочет жить с родителями. Ни с твоими, ни со своими. И я… если честно… тоже не хочу. Нам нужно своё пространство.

Он произнёс это без раздражения, но в груди у неё что-то болезненно хрустнуло. Неужели они уже стали чужими?

Оформление ипотеки легло на Данила. Первоначальный взнос составили накопления Кристины и немного денег от её матери. Ганна промолчала и не предложила помощи. Она была не глупа: вложись она — получила бы моральное право вмешиваться. А так — пусть сами справляются.

Полгода она ограничивалась редкими звонками по праздникам и раз в месяц передавала домашние заготовки. «У нас своя еда, мама, спасибо», — говорила Кристина сухо. Но банки с тушёнкой исчезали из холодильника — значит ели.

Когда Данило упомянул о помощи с ребёнком, Ганна едва не расплакалась от радости. Внучке исполнилось три месяца; Кристина работала из дома дизайнером и жаловалась на усталость. Данилу поручили новый проект — он пропадал до вечера.

— Приезжай утром посидеть пару часов, мам. Кристина не справляется.

Она появилась с самого утра: в фартуке, с булочками и пакетами в руках и широкой улыбкой на лице. Но вскоре вошла Кристина.

— Доброе утро, — натянуто улыбнулась она. — Только потише пожалуйста. Мне ещё макеты доделывать.

На кухне Ганна поставила чайник кипятиться и тут же услышала за спиной:

— Включите посудомойку сразу. Мы вручную не моем посуду. У нас фильтр на воду и сенсорные панели на плите… Зачем вы её тряпкой тёрли? Потом остаются разводы.

Следом раздался тяжёлый вздох из прихожей: Данило молча стоял там.

Поначалу она молчала всю неделю. А потом сказала:

— Я своих детей растила без всяких этих ваших технологий… Газовая плита была всегда и раковина эмалированная… И ничего страшного!

Кристина стояла в дверях комнаты с ребёнком на руках; малышка спала спокойно.

— Это вы к чему сейчас? — спросила она ровным голосом.

— Да к тому говорю я… что руками никто ещё не умер работать! Посуду мыли сами… полы мыли сами… Дом надо чувствовать руками!

— Вы хотите меня чему-то научить?

Это прозвучало как вызов. И Ганна поняла: началась игра без правил.

Открытых конфликтов они избегали. Но в квартире повисла густая тишина: вязкая и напряжённая. Ганна перестала кипятить чайник по утрам; сидела тихо рядом с внучкой — без еды из дома и без слов лишних: гладила молча пелёнки, кормила молча ребёнка и шептала колыбельные почти неслышно.

Кристина тоже хранила внешнее спокойствие: здоровалась формально и благодарила сухо. Однажды сказала:

— Лучше в среду не приходите… У нас парная терапия будет… Психолог говорит: эмоциональный вампиризм тоже форма насилия…

И ушла за дверь комнаты.

— Она назвала меня вампиром! Данило! — прошептала Ганна по телефону дрожащим голосом. — Я прихожу помогать им! Душу вкладываю! А она…

Сын долго молчал на том конце провода.

— Мам… ну пожалуйста… Не обижайся… Просто всё непросто сейчас… Работаем оба много… Устаём… Кристине тяжело даётся постоянное ощущение контроля…

— Контроль?! Я весь день молчу! Даже телевизор не включаю!

— Мам… ну прошу тебя… Просто приходи чуть реже или заранее договаривайся… Ну ты же понимаешь…

Нет… Она этого понять так и не смогла…

Но всё-таки стала приходить реже… Сидела одна дома… вспоминала Данила маленьким мальчиком: как сама водила его в садик и школу; как работала сутками; как ухаживала за больным мужем; как одна делала ремонт после развода… Всё сама тянула…

А теперь слышит только «приходи поменьше»…

Внучку она любила всей душой… Но чувствовать себя лишней было мучительно больно…

Прошло два месяца…

И вот однажды сам Данило позвонил:

— Мам… можешь приехать пораньше? У Кристины дедушка попал в больницу… Она туда уехала до завтра… А я весь день на совещании…

В доме было тихо.

Продолжение статьи

Бонжур Гламур