Курица лежала по левую сторону от сарая. Крылья распластала — широкие, крепкие, материнские. Под ними — цыплята.
Один, два, три…
— Ах ты моя хорошая! Ах ты моя родимая! — причитала Владислава, собирая в мокрый фартук, выглядывающий из-под душегрейки, оставшихся в живых птенцов.
Семь ещё дышат. Один — уже не жилец. Остальные шесть — мертвы: град их побил. И наседка тоже погибла.
Как же мчалась Владислава! Как неслась она домой в Фастов! Словно не чувствовала ног под собой. Ругала и себя, и мужа, и погоду, и даже Ивана — ведь именно он сегодня велел прийти за зерном. А зерна-то — с гулькин нос… А беды-то сколько!
Теперь же, собирая малышей по двору, злость на Дарину душила её всё сильнее.
Занесла цыплят в дом и положила в ящик у печки. Совсем недавно они там жили — пока не окрепли. В доме держали ради тепла. Вся изба пропахла ими… Только вынесли на улицу — и вот тебе результат… Едва живого отложила отдельно.
Слёзы подступили к глазам; Владислава вытерла их тыльной стороной ладони и поспешила осмотреть остальной двор.
Куры уцелели. Пара покалечена градом: хромают, но живы остались. Только наседку убило… Защищала своих малышей до конца… Куры с петухом спаслись под навесом у сарая — забились на поленницу.
Град в мае никто не ждал… Кто бы мог подумать? Утром муж прикрыл сарайную дверь для выгула курей. А град налетел внезапно: как только добрались до Сквиры, небо затянулось стремительно черными тучами; потемнело так резко, будто зима вернулась; а потом вместе с ливнем посыпались ледяные глыбы размером с голубиное яйцо.
Под них Владислава нырнула прямо с головой, прикрывшись тужуркой.
— Ты куда ж это?! Совсем рехнулась?! — кричал ей муж Мирослав.
Он уже бегать не мог – артрит замучил. До Сквиры добирались медленно: останавливались часто; он присаживался на тележку передохнуть.
А Владислава то скользила по глине пешком тяжело дыша, то снова бежала вперёд без оглядки. Не сам град страшил её – боялась того ужаса, что ждёт дома… Понимала: опоздает наверняка… Но надеялась на Дарину всем сердцем:
«Неужели не откроет сарай? Неужели не занесёт малышей?»
Не занесла…
В селе соседи – почти как родня: прожили бок о бок всю жизнь. Тут знаешь друг о друге больше слов – чувствуешь нутром: что человек подумает, как поступит в беде или радости…
Вот и сейчас Владислава про соседку Дарину всё поняла без слов.
«Ах ты ж бессовестная! Специально ведь не пришла! Специально… Всё знала – и нарочно осталась дома!»
Дарина всегда была странноватой бабой – сколько помнит её Владислава, столько та чудит по-своему… Мужа выгнала ещё молоденькой была – а ведь мужик был неплохой: можно было бы потерпеть…
И сама Владислава со своим Мирославом чего только ни пережила за долгие годы совместной жизни… И пьянство было у него – вытаскивала его из запоев; и гулял бывало – прощала… Уходил даже однажды… Всего хватало за шесть десятков лет под одной крышей… Но прожили вместе: детей подняли на ноги; дождались внуков; хозяйство держали ради помощи детям…
А как иначе?
Теперь уже сил нет ни на корову ни на свинью – только куры да огород остались при доме… Внуки выросли давно; правнуков к ним уже не возят – старики они стали… Да и сыновья разлетелись кто куда – приезжают редко теперь: забот хватает у каждого…
Но привычка заботиться осталась навсегда… Курочек своих Владислава любила как детей малых… А уж цыплят!.. Каждую курицу знала по имени да внешности… Могла часами рассказывать про них…
Накинула дедов рыбацкий плащ поверх душегрейки и со слезами обиды побежала к соседке через двор…
Дарина открыла дверь сонная…
Владислава отдышалась немного и вдруг выпалила прямо с порога:
— Спасибо тебе большое, соседушка! Спасибо тебе огромное! Цыпляток спасла от града! Пока жива буду – помнить стану!.. Запомни только одно: чтоб ноги твоей больше за моим порогом не было!.. Чтоб глаза мои тебя больше никогда не видели!.. Нет тебя для нас теперь!.. Запомни это!
Развернулась резко да засеменила обратно к калитке Дарининого двора… Глазами слёзы застилали всё вокруг — никак найти калитку не могла…
— Владиславо! Ты чего? Побило что ли малышей? Я думала они в сарае были… Я спала ведь…
Но та словам её уже не верила…
Вечером Леся сидела у них дома – говорили тогда о том самом зерне из Сквиры да о том же курятнике: что закрывают его утром перед уходом обязательно… Курам ведь нужен свет солнечный да зола с кормом…
Знала Дарина всё это прекрасно… Но со своего дивана так специально и не поднялась…
Из зависти всё это было… Из зависти!
У Владиславы-то что? Всё есть у неё: дом крепкий стоит (не чета развалюхе Дарининой), муж хоть старый да помощник хороший по дому; забор новенький стоит ровный; двор ухожен до мелочей; банька своя есть…
И дети их с Мирославом хорошо устроены все до одного — городские теперь все стали: квартиры имеют да машины свои водят…