А у Дарины как дела?
А у неё совсем невесело.
Домик — кухня да комнатушка, разваливается от старости, словно тесто сырое. Забор перекосился, хоть Мирослав и подлатает его время от времени, да всё равно — надворные постройки еле держатся.
Даже телевизор сломался. По вечерам она заходит к ним — новости вместе смотрят. Мирослав рано ложится спать, а Владиславе не до сна. Вот и сидят вдвоём с соседкой: пьют чай, глядят в экран да ведут неспешные разговоры в грустном тоне — каждое слово с тяжёлым вздохом: «да-а», «эхе-хей», «и не говори», «то-то и оно»…
Сын у Дарины есть — поздний ребёнок, ещё не старый мужчина. Детей у него много. Живёт недалеко от Черкасс. Как появляется — так сразу запах алкоголя за ним тянется. А зачем приходит — ясно: мать накормит досыта и деньгами с пенсии поделится. Вот он и наведывается аккурат на следующий день после её получения.
И сама Дарина в последнее время сильно сдала. Хозяйство её мало интересует теперь: ноги ноют, руки сводит судорогой. Больше сидит на лавочке, собирает деревенские вести да приносит их Назаренко — Владиславе с Мирославом. Иногда и поможет чем по мелочи. За это ей яйца перепадают. У Владиславы их всегда в избытке — даже по селу продаёт.
Но теперь всё изменилось.
Ох, как же разозлилась Владислава! Когда Мирослав вернулся домой, она снова расплакалась — так жалко было наседку с цыплятами, так обидно стало на Дарину.
— Ну вот! И не зови больше! Сама ж зовёшь! Что ей мешало прийти? Курятник-то всего лишь на задвижке!
— Говорит, спала…
— Ага… Вон град крышу побил насквозь, а она будто бы спала!
Так обидно стало Владиславе, что решила: больше у неё нет соседки Дариной — даже здороваться не станет.
Вечером Дарина пришла оправдываться: мол, напраслина такая её до глубины души задела. Спорили они громко и долго — до того дошло дело, что сбежались ещё две соседки на крик. С тех пор вся деревня знала: баба Владислава Назаренко и баба Леся Федоренко стали чуть ли не врагами.
С тех пор Владислава с ней ни словом не перекинулась. Порой копались рядом в огородах спинами друг к другу — молча. Бывали моменты: рот сам собой открывался сказать что-то про рассаду или урожай… но тут же память возвращалась – рот приходилось закрывать.
А память в пожилые годы – как собака без привязи: где захочет – там и ляжет.
— Мирослав, морковка у Дарины заросла совсем – ботвы уж не видно…
— Видел я её сегодня… На лавке сидела… Поздоровались…
Надо сказать – Мирослав всегда здоровался с соседкой по привычке, но бесед избегал. Теперь уже сама Дарина отворачивалась – обиду затаила тоже.
И вот однажды летом донесла сорока новость по селу – забирает Лесю Федоренко сын к себе жить. Сельчане обсуждали это между делом – характер-то у Дарины непростой… приживётся ли?
Из-за своего плетня наблюдала Владислава: приехал сын с каким-то мужиком на «жигулях», сложили пожитки матери… А сама Дарина суетилась во дворе растерянно оглядываясь вокруг – будто искала повод остаться…
Не нашла такого повода… Уехала…
Владислава дивилась про себя: как же она огород бросила? Дом… хоть и ветхий весь насквозь – а ведь сколько лет прожито тут… сколько сил вложено!
Долго потом охала да вспоминала об этом Владислава… Но обида никуда не делась – наоборот даже усилилась со временем мелкими неприятными воспоминаниями о жизни бок о бок с соседкой…
— А помнишь? Помнишь же?! Как нашего Тошку она тряпкой отлупила? Вот дура так дура!
Пёс Тошка тогда щенком был ещё – залез в палисадник к Дарине да выкопал яму прямо посреди клумбы… многолетники испортил все напрочь… превратил красоту цветника в земляную кучу… Вот тогда его Дарина и проучила…
— Ну пусть едет себе! Там ведь детей куча у них – чай несладко будет!
И было на душе двоякое чувство: горько оттого что расстались плохо… И вроде как справедливо ей всё это досталось… Обидно всё равно… И тоска накатывала по ушедшей молодости… Ведь кто знает теперь — как повернётся старость для них самих с Олегом…
А двор да огород Дарины начали быстро зарастать бурьяном… Крапива уже окна закрыла почти полностью…
И вот однажды осенью разбудил Саня жену рано утром:
— Липин дом ломают!
Пока пришли в себя — уже стёкла из рам повытаскивали ловкие односельчане… Владислава охала без конца… Саня ходил ругался… Но разве совесть есть у этих молодых?
Скоро кто-то плиту из печи выломал… Да саму печку начали разбирать кирпич за кирпичиком — киркой долбили стенку одну сторону всю разворотили… Даже половые доски сняли подчистую…
Крысятничество? Да нет уж! Селяне рассуждали иначе:
«Чего добру пропадать? Всё равно никому этот дом больше не нужен…»