Татьяна поднималась по лестничной клетке после изнурительного рабочего дня в бухгалтерии медицинского центра. Жаркий июльский вечер заставлял влажную блузку прилипать к спине, а сумка с бумагами казалась непривычно тяжёлой. Родители уехали на дачу к тёте неделю назад, оставив дочери ключи от своей квартиры на втором этаже, чтобы она поливала цветы и проверяла почту.
На площадке между вторым и третьим этажом Татьяна остановилась. Из квартиры родителей доносились громкие голоса и звонкий смех. Музыка звучала так громко, что дверь дрожала от вибраций. Сердце девушки забилось учащённо — родители должны были вернуться лишь через три дня.
Татьяна приложила ухо к двери. Среди незнакомых голосов отчётливо выделялся голос свекрови Ольги Петровны. Женщина что-то рассказывала, время от времени разражаясь смехом. Кто-то чокался, кто-то усиливал звук телевизора.
Руки Татьяны задрожали, когда она доставала телефон. Первый звонок мужу — ответа не последовало. Второй вызов спустя минуту — снова тишина. Третий звонок — и вновь автоответчик. Паника начала подниматься из глубины, но Татьяна стиснула зубы. Алексей явно осведомлён, где находится его мать.
Она достала из сумки связку ключей и аккуратно вставила один из них в замок. Дверь отворилась бесшумно. Первое, что поразило — густой запах табачного дыма, смешанный с алкоголем и чем-то сладковато-приторным. Мамины любимые лилии на подоконнике поникли от духоты.
В прихожей валялись чужие туфли — мужские ботинки, женские босоножки, детские кроссовки. На обувном ящике стояла пустая бутылка водки и переполненная пепельница. Татьяна сняла свои туфли и на мягких носках прошла к гостиной.
Картина, открывшаяся перед ней, заставила Татьяну схватиться за дверной косяк. Мамина белоснежная скатерть, которую стирали лишь по большим праздникам, была испачкана красными пятнами и пеплом. На столе стояли три пустые бутылки водки, несколько пивных бутылок и мамины хрустальные бокалы, в которых плавали окурки.
Диванные подушки разбросаны на полу. На журнальном столике кто-то оставил влажные круги от бутылок прямо на полированной поверхности. Одна из маминых хрустальных ваз лежала на боку, к счастью, не разбитая.
За столом находились пять человек. Ольга Петровна располагалась во главе стола, словно хозяйка дома. Рядом с ней сидел мужчина лет пятидесяти в мятых рубашке, две женщины примерно того же возраста, что и свекровь, и подросток около шестнадцати лет, который курил, несмотря на свой юный возраст.
— А потом моя невестка утверждает, что в отпуск поедет не к нам на дачу, а к своим родителям! — рассказывала Ольга Петровна, размахивая бокалом с водкой. — Представляете? Для неё мы чужие!
— Да ну, Валь, молодёжь нынче такая, — отвечала одна из женщин, прикуривая очередную сигарету. — Своя семья для них дороже.
— Какая своя семья? — возмущённо воскликнула свекровь. — Мой сын — вот её семья! А родители что? Родители не будут помогать, когда дети уйдут!
Музыка звучала так громко, что никто не обратил внимания на Татьяну в дверном проёме. Девушка стояла и наблюдала, как компания свекрови беззастенчиво распоряжается в родительской квартире. Подросток стряхивал пепел прямо на ковёр. Мужчина в мятых ботинках поставил ноги на мамино кресло.
— Квартира-то какая хорошая, — заметила вторая женщина, осматривая комнату. — В центре, ремонт свежий. Им повезло.
— Да уж, — согласилась Ольга Петровна. — У нас такой никогда не будет. Зато невестка здесь выросла, всё ей досталось готовое.
Татьяна сжала кулаки. Родители отказывали себе во всём, чтобы выполнить ремонт в этой квартире. Отец трудился на двух работах, мать шила на дому по вечерам. Каждая гривна давалась им с трудом.
Ольга Петровна поднялась из-за стола и направилась к серванту с посудой. Татьяна заметила, как свекровь взяла в руки мамину фарфоровую статуэтку — подарок покойной бабушки.
— Красивая вещица, — произнесла Ольга Петровна, поворачивая статуэтку в ладонях. — Наверное, антикварная.
— Валя, ты чего? — рассмеялся мужчина в рубашке. — Не собираешься же её прихватить?