«Откуда сапоги?» — поинтересовался он. Она ответила: «Купила по хорошей скидке». Но позже муж обнаружил чек — и в нём значилась чужая банковская карта.
Богдан стоял у шкафа, перебирая гардероб жены. Новое пальто, кашемировый джемпер, кожаные сапоги, дорогая сумка — всё это появилось у Оксаны за последние полгода. С их доходами такие траты казались невозможными.
Оксана уверяла, что всё это — результат удачных акций, распродаж и экономии на обедах. Богдан верил… до тех пор, пока не наткнулся на тот самый чек.
***
Он не повышал голос — даже сейчас, когда имел на это полное право. Просто стоял, опираясь плечом о дверной косяк, с прямой спиной и спокойным, но твёрдым взглядом. Его глаза были устремлены на Оксану, и она невольно отвела взгляд.
— Значит, всё это время ты меня обманывала? — произнёс он негромко.
Оксана сжала ладони на коленях. Простое обручальное кольцо без камней тускло сверкнуло в свете лампы.
— Не всё время, — попыталась она улыбнуться, но губы не слушались. — Только последние полгода.
Богдан слегка покачал головой. Не с упрёком — скорее, пытаясь осмыслить услышанное.
— Полгода новых вещей, выдуманных историй про скидки… И если бы я не увидел чек с чужой картой, ты бы и дальше скрывала, что кто-то другой оплачивает твои покупки?
Оксана молчала. Ответ был очевиден.
За окном шумел вечерний город — гудели машины, где-то доносилась музыка, обычная пятница в спальном районе. Но в их квартире стояла такая тишина, что можно было расслышать, как тикают часы на кухне.
— Всё началось с обычных рабочих разговоров, — попыталась объясниться Оксана. — Потом был корпоратив, потом обеды… Я и не заметила, как это переросло во что-то большее.
Богдан не двигался. На его лице не было ни злости, ни презрения — только глубокое, сдержанное разочарование.
— Ты говоришь «переросло», будто это происходило само по себе. Но ведь каждое решение принимала ты. Принять первый подарок. Скрыть его от меня. Придумать оправдание. — Он подошёл к окну. — Это была цепочка твоих собственных выборов, Оксана. И каждый раз ты выбирала ложь.
Он прошёл к столу и налил себе воды из графина. Его рука была спокойна. Ничто в его движениях не выдавало внутреннего напряжения.
— Дети в курсе? — спросил Богдан.
— Нет! Конечно, нет, — Оксана резко подняла голову. — Я бы никогда…
— Хорошо, — он кивнул. — Пусть так и останется. Им не нужно знать.
Оксана смотрела на мужа с растерянностью. Где гнев? Где упрёки? Где сцены? Разве так реагирует человек, узнавший об измене?
— Богдан, — она встала с дивана и сделала шаг к нему, — ты можешь накричать на меня. Высказать всё, что думаешь. Я это заслужила.
Он поставил стакан на стол.
— Зачем? Чтобы тебе стало легче? Чтобы ты могла подумать: «Вот, он выговорился, теперь всё можно забыть»?
— Нет, просто…
— Я не стану кричать, — спокойно произнёс Богдан. — Не буду бить тарелки. Не стану угрожать твоему любовнику. Это всё… не по мне.
Оксана почувствовала, как внутри нарастает тревога. Его хладнокровие пугало сильнее, чем любые вспышки ярости.
— И что ты собираешься делать? — спросила она почти шёпотом.
Богдан взглянул на часы — было без пятнадцати девять.
— Сегодня — ничего. Ночью останусь в кабинете. Завтра утром заберу детей и отвезу к своей матери. А потом мы с тобой поговорим.
— О чём?
— О разводе.
Слово повисло в воздухе, тяжёлое и окончательное.
— Богдан, — Оксана схватила его за руку, — давай не будем торопиться. Мы можем всё исправить. Я порву… эти отношения. Обещаю, больше никогда…
Он мягко, но уверенно освободил руку.
— Дело не в самой измене, Оксана. А в том, что ты могла шесть месяцев смотреть мне в глаза и врать.