Он смотрел на неё с мольбой и преданностью, от которых у любой другой женщины сердце бы дрогнуло. Но только не у Анастасии. Она перевела взгляд на него, потом на конверт в его руке — и увидела не раскаяние, а страх остаться одному во взрослой жизни, боязнь взять на себя ответственность за больную мать. Он не стремился искупить вину — он просто пытался купить прощение.
Анастасия покачала головой.
— Ты ничего не понял, Андрей, — её голос звучал спокойно, без злобы. — Ты не раскаиваешься, ты просто боишься одиночества.
Она взяла конверт из его руки.
— Эти деньги… принадлежат мне.
Обогнув его, она направилась к автобусной остановке. А он так и остался стоять посреди тротуара, растерянный и одинокий.
Наталья с тяжёлым сердцем обратилась в районный центр соцобслуживания за помощью по уходу на дому. Как человеку со второй группой инвалидности ей полагался социальный работник. Она ожидала увидеть равнодушную женщину средних лет, которой можно будет пожаловаться на жизнь и одиночество.
Когда раздался звонок в дверь, она крикнула Андрею открыть. Через минуту в дверном проёме её комнаты появилась… Анастасия. В простом синем халате соцработника и с сумкой через плечо.
— Здравствуйте, Наталья, — произнесла она спокойно и без тени насмешки. — Я теперь подрабатываю в социальной службе. Буду приходить к вам трижды в неделю: помогать с покупками и лекарствами. Вот я вам принесла кефир и обезжиренный творог — как врач рекомендовал.
Анастасия устроилась туда несколько недель назад. После случая с Еленой она осознала: как много пожилых людей остаются одинокими и беспомощными, нуждаясь хотя бы в малейшем внимании. И для неё эта работа стала чем-то большим — возможностью делать что-то по-настоящему важное.
Наталья смотрела на неё и на пакет с продуктами в её руках. И вдруг лицо её сморщилось от эмоций: злоба исчезла без следа, уступив место слезам — тихим и беззвучным.
***
Анастасия приходила регулярно трижды в неделю: делала всё необходимое быстро и чётко, избегая ненужных разговоров или задержек.
Однажды случайно задела рукой фотографию маленького Андрея в матросском костюмчике — рамка упала с комода и треснула стеклом о пол.
— Ой… простите меня, Наталья! Я нечаянно! Сейчас всё уберу! — сказала Анастасия виновато, поднимая рамку с пола.
Раньше Наталья устроила бы бурю из-за такой мелочи. Теперь же лишь махнула рукой:
— Пустяки… всё равно уже давно трещина была…
Андрей метался по квартире: пытался заботиться о матери сам — готовил диетические блюда по рецептам из интернета… но всё валилось из рук. Он больше не мог смотреть на её беспомощность; ему становилось невыносимо даже просто находиться рядом с Анастасией.
Через два месяца он сломался окончательно: собрал вещи пока та была в магазине за продуктами. Когда Анастасия вернулась домой — его уже не было. На кухонном столе лежал конверт с деньгами и короткая записка неровным торопливым почерком: «Маме на сиделку. Я так больше не могу».
Он просто сбежал от своей больной матери…
Анастасия взяла конверт в руки, затем посмотрела на Наталью: та сидела у окна молча, глядя куда-то вдаль сквозь стекло.
— Он ушёл… — тихо сказала девушка.
— Ушёл… — эхом повторила Наталья вслед за ней…
Они остались вдвоём в этой старой квартире-хрущёвке: две женщины со своей болью внутри; обе были преданы одним мужчиной…
Прошло ещё несколько месяцев… Наступил промозглый ноябрьский вечер с дождём вперемешку со снегом… Закончив дела по дому, Анастасия собиралась уходить…
— Подожди… — раздался вдруг слабый голос Натальи; звучал он тихо, но уверенно…
С трудом поднявшись со стула при помощи руки и опираясь о спинку кресла для равновесия, женщина подошла к комоду… Открыла ящик… Достала оттуда носок… плотно набитый чем-то тяжёлым… Протянула его Анастасии…
— Вот… здесь сто восемьдесят… Возьми…
Анастасия взглянула сначала на носок у неё в руке… потом снова перевела взгляд на женщину перед собой:
— Зачем? — спросила она негромко…
— Это долг… Надо вернуть… чтобы спать спокойно…
Анастасия молча взяла свёрток:
— Хорошо…
Положила его аккуратно в сумку… обулась у двери…
— В четверг зайду снова… Вам что-нибудь купить?
Наталья чуть слышно ответила:
— Кефиру бы… да хлеба немного…
Девушка закрыла за собой дверь квартиры…